Джеймс Дашнер - Исцеление смертью
Глава 2
Сколько раз Томас воображал себе этот момент – не счесть. Он в подробностях представлял, что сделает, что скажет. Кинется вперёд, вырубит вошедшего, вырвется наружу и – только его и видели! Правда, все эти планы – не столько для дела, сколько для развлечения. Он прекрасно осознавал, что ПОРОК ничего такого не допустит. Нет уж, ему придётся продумать всё до мелочей, прежде чем сделать свой ход.
И вот это наконец случилось – дверь с лёгким «пуф-ф!»0 приотворилась, а затем распахнулась настежь. Томас сам удивился собственной реакции: он не сделал ничего. Что-то подсказывало: между ним и столом возник невидимый барьер – как там, в большой спальной палате после побега из Лабиринта. Время действовать ещё не наступило. Пока.
Единственное, что он почувствовал – это легчайший толчок удивления: в комнату вошёл Крысюк – тот самый тип, что наставлял приютелей насчёт испытаний в Топке. Тот же длинный, унылый нос, глазки, как у хорька, волосёнки, зализанные на одну сторону, чтобы прикрыть недвусмысленную лысину. Та же смехотворная «спецовка», по выражению Минхо – белый костюм с головы до пят. Тип ещё больше выцвел по сравнению с тем временем, когда Томас видел его в предыдущий раз. Локтем Крысюк прижимал к себе пухлую папку, неряшливо набитую измятыми бумажками – руки были заняты: он тащил стул с прямой спинкой.
– Доброе утро, Томас, – сказал он с принуждённым кивком. Не дожидаясь ответного приветствия, тип закрыл дверь, установил стул за столом и уселся. Положил перед собой папку, раскрыл её и принялся ворошить бумажки. Дойдя до нужной, прекратил суету и возложил руки на документ, после чего изобразил на крысиной физиономии подобие улыбки и воззрился на Томаса.
Когда тот, наконец, заговорил, то это оказалось не таким простым делом – Томас молчал несколько недель, и поэтому его голос больше напоминал воронье карканье:
– Будет доброе, если меня выпустят отсюда.
На физиономии Крысюка не дрогнул ни один мускул.
– Да, да, конечно, я знаю. Не беспокойся. Сегодня тебе предстоит услышать массу приятных новостей. Уж поверь мне.
Томас навострил уши. В нём вдруг всколыхнулась надежда, и от этого ему самому стало стыдно – пусть только на одну секунду.
– Да что ты – неужто приятные новости? Вы вроде бы выбрали нас, потому что мы отличаемся особой сообразительностью, не так ли?
Несколько секунд Крысюк молчал, потом ответил:
– Сообразительность. Да. Кроме всего прочего. – Он снова замолчал и всмотрелся в лицо Томаса. – Ты вправду считаешь, что нам это всё нравится? Ты думаешь, мы наслаждаемся видом ваших страданий?! Всё имеет свою цель, и скоро она тебе станет абсолютно ясна!
По мере того, как он говорил, напряжение в его голосе нарастало, и последнее слово Крысюк проорал, даже лицо покраснело.
– Ну-ну, – заметил Томас, с каждой секундой набиравшийся всё большей дерзости. – Не истери, папаша. Не ровён час кондрашка хватит. – Ах, как приятно было выплюнуть эти слова!
«Папаша» вскочил и наклонился вперёд, опершись на столешницу. Вены у него на шее вздулись толстыми верёвками. Потом он медленно опустился обратно на стул и несколько раз глубоко вдохнул, остывая.
– Мы-то думали, что четыре недели в этом белом ящике способны заткнуть рот самому отъявленному строптивцу, но ты, похоже, только ещё больше обнаглел!
– Так что – может, расскажешь мне, что я не поехал мозгами, да? И что Вспышки у меня нет и никогда не было? – Томас ничего не мог с собой поделать – бешенство закипало в нём с такой силой, так что, в конце концов, он почувствовал, что ещё немного – и взорвётся. Но каким-то чудом ему удалось придать своему тону выдержку. – А знаешь, что не позволило мне не сойти с ума? Да то, что глубоко внутри я убеждён – ты наврал Терезе! Это опять был один из ваших дурацких тестов! Так что – куда вы пошлёте меня на этот раз? На долбаную луну, что ли? Или заставите переплыть океан в одних подштанниках? – И добавил ехидную улыбочку для пущего эффекта.
В течение этой краткой речи Крысюк не сводил с Томаса ничего не выражающих глаз.
– Всё сказал?
– Нет, не всё. – Томас так долго ждал случая высказаться все эти долгие дни, а когда этот самый случай представился, оказалось, что из головы разом выветрились все обвинительные слова, которые он собирался обрушить на своих недругов. – Я… Я хочу, чтобы ты рассказал мне всё. Сейчас, немедленно!
– О, Томас… – тихо сказал Крысюк, будто сообщая печальную новость маленькому ребёнку. – Мы не лгали. У тебя Вспышка – это правда.
Томаса словно ушатом холодной воды окатили. «Неужели Крысюк и сейчас врёт?» – раздумывал он. Но внешне своего разочарования юноша никак не проявил, лишь пожал плечами, будто такого ответа и ожидал.
– Ну что ж, с ума я, во всяком случае, пока ещё не сошёл.
Конечно, в некий момент в течение испытаний в Топке – имея дело с Брендой, в окружении хрясков – он, в конце концов, подхватил вирус; с этой мыслью Томас смирился. Но он твердил себе, что пока-то с ним всё в порядке! Он в свом уме. А это самое главное.
Крысюк вздохнул.
– Ты не понимаешь. Не понимаешь, зачем я пришёл сюда, чтo хочу тебе сказать…
– С какой стати я обязан верить всему, что вылетает из твоего поганого рта? Как ты вообще можешь допустить мысль, что я тебе поверю?
Томас вдруг обнаружил, что вскочил на ноги, хотя совершенно не помнил, как это случилось. Грудь ходила ходуном в тяжёлом, яростном дыхании. Он постарался взять себя в руки. Крысюк молча буравил его холодными чёрными провалами своих зрачков. Неважно, врёт этот тип или нет – Томас намеревался выслушать его до конца, ведь от этого, по-видимому, зависело его освобождение из белой тюрьмы. Юноша принудил себя дышать мерно и спокойно. Он ждал.
После нескольких секунд молчания, гость продолжил:
– Да, я знаю – мы лгали тебе. Много. Часто. Мы делали с тобой и твоими друзьями воистину ужасные вещи. Но всё это было частью плана, который ты не только одобрил, но и в создании которого сам принимал активнейшее участие! Признаю – нам пришлось зайти чуть дальше, чем мы сначала намеревались, однако всё оставалось полностью в духе и русле того, что наметили Создатели – и что ты сам разработал, после того, как они были… устранены.
Томас медленно потряс головой. Да, когда-то он сотрудничал с этими людьми, хоть и не помнил, в чём состояло сотрудничество. Но сама концепция, по которой кто-либо должен был пройти через то, через что прошёл он с друзьями, не укладывалась у него в голове. Вообще-то Томас помнил больше, чем показывал с виду. Хотя окно в прошлое было словно измазано сажей, сквозь которую неясно виднелись какие-то фрагментарные картинки, юноша помнил, что не только он, но и Тереза работали на ПОРОК, что они помогали создать Лабиринт. Он много о чём вспомнил…
