Аскольд Шейкин - Тайна всех тайн
В комнате двое.
Длинный большеротый вихрастый парень в сером костюме сидит на столе, положив ногу на ногу. Женщина в белом халате очень смуглая, черноволосая, лет тридцати - стоит, прильнув Щекой к оконному стеклу. Когда мы входим, никто из них не меняет позы. Я догадываюсь, что здесь меня тоже ждали и по-своему приготовились к встрече.
- Теоретики, - говорит Кирилл Петрович. - "Здравствуй" у них не дождешься. - Он кивает в сторону женщины. - Вера Мильтоновна Карцевадзе...
Женщина отрывается от окна, протягивает мне руку.
- Никита Аникеевич Вента, - продолжает Кирилл Петрович. Я оборачиваюсь к парню, поклоном здороваюсь с ним. В ответ он изгибается на своем столе. На лице его подчеркнутая серьезность.
- Они высказывают бредовые идеи, - говорит Кирилл Петрович, - группа Острогорского эти идеи обсчитывает. Ну а мы с Кастромовым потом хватаемся за головы.
- А мы не хватаемся? - певуче спрашивает Вера Карцевадзе.
- Хватаетесь, если у вас растрепалась прическа, - отвечает Кирилл Петрович добродушно-ворчливым тоном и вдруг озабоченно оглядывается. - Но где же Гордич? Мы договаривались: сегодня быть всем!
- Гордич нонче в архиве, - отвечает Вента, глядя на меня. - Они опьять (он так и сказал: не "опять", а "опьять") замахиваются на устои гидродинамики...
"Гидродинамика - наука наук", - скрипит попугай.
- Теоретики - странный народ, - говорит Кирилл Петрович уже в коридоре. - Только весьма молодые, житейски неопытные люди могут мыслить теоретически по-настоящему нескованно. И потому их всегда приходится принимать такими, какие они есть. Попытки воспитать, конечно, удаются. Работать становится легче, они дисциплинируются, но - увы! - частенько при этом теряют и счастливую способность мыслить не по шаблонам. Очень сложно администрировать! - заканчивает он с извиняющейся улыбкой.
Я отвечаю, что уже встречался с такими людьми, и вновь думаю о Галине Тебелевой: как хорошо, что она работает под началом этого Кирилла Петровича!
Тем временем мы входим в такой же обширный зал, как и тот, где были недавно. В нем тоже счетная машина. Возле пульта стоят три человека: сухощавый с резкими чертами лица мужчина лет пятидесяти и две молодые женщины: одна - рыженькая и веснушчатая, другая - высокая, темноглазая и темноволосая. Женщины переговариваются. Мужчина поочередно поглядывает на них. Из-за гула машины голосов нам не слышно.
Мы подходим. Разговор прерывается. Все трое улыбаются нам.
- Группа контроля, - говорит Кирилл Петрович. - Елена Константиновна Речкина...
Рыженькая женщина подает мне руку.
- Рада Григорьевна Саблина... Руководитель группы - Антар Моисеевич Кастромов... И вы не смотрите, что эти дамы улыбаются, - продолжает Кирилл Петрович. - На самом деле они народ очень въедливый. Так, впрочем, и должно быть: группа контроля!
- Покой нам только снится, - говорит Саблина.
И как подводит итог: в зале становится вдруг совершенно тихо. Лишь через мгновение я соображаю, что Саблина тут ни при чем. Просто вычисление закончилось, и машина остановилась.
Мы выходим в коридор.
- Осталось еще познакомить вас с Ириной Валентиновной Гордич, - говорит Кирилл Петрович.
- С Ириной Валентиновной?
Я почему-то думал, что Гордич - мужчина.
- Да, - отвечает Кирилл Петрович. - И между прочим, заметьте себе: Острогорский и Гордич - единственная родственная пара в нашей лаборатории. Они муж и жена.
Я пожимаю плечами: мало ли родственных пар работает в лабораториях?
Кирилл Петрович толкает дверь с табличкой "Архив" и пропускает меня вперед.
Длинную узкую комнату с пунктиром ламп дневного света вдоль всего потолка занимают стеллажи с папками и письменные столы. За, одним из этих столов (на нем лежит листок бумаги и ничего больше нет) с карандашом в руке сидит женщина лет сорока, невысокая, в ярко-красном платье.
Когда мы подходим, она встает и смотрит на нас, быстро мигая, словно только что вышла из темноты на яркий свет.
- Ирина Валентиновна Гордич, - произносит Кирилл Петрович торжественно, - или просто Ирина, как она просит себя называть. Наш главный теоретик и верховный неподкупный судья. И вообще чудеснейший человек. Не хмурьтесь, Ирина. Я знаю, вы не любите комплиментов. Но в моем возрасте их говорят с абсолютнейшим бескорыстием. Это единственное преимущество старости!
Он говорит, а я тем временем вглядываюсь в Гордич: тонкие губы, узкие кисти рук, вся фигура по-спортивному подобранная, осанка благороднонепринужденная... Ну а в целом... В целом, пожалуй, внешность работника архивов, допущенного к самым сокровенным государственным тайнам. Она с нами и в то же время она далеко-далеко.
"О таком человеке непременно надо бы написать, - думаю я. - Конечно, не документальный очерк, а написать о человеке такого типа в романе, в повести, чтобы можно было свободно домысливать, обобщать..."
Я вдруг чувствую ту взволнованность, которая всегда овладевает мной в предчувствии "настоящего материала".
Глава вторая
Когда мы возвращаемся в кабинет и усаживаемся в кресла, я спрашиваю:
- Это все, кого вы хотели мне показать?
- Сотрудники, с которыми я вас познакомил, - после некоторого молчания отвечает Кирилл Петрович, - готовят лишь самый первый, я бы сказал даже - прикидочный, вариант одного из проектов. На этой стадии большего числа исполнителей не требуется. Однако, думается, и в дальнейшем они могли бы играть основную исследовательскую роль. Среди тех, кого мы видели, два доктора наук и два кандидата. Не знаю, достаточно ли много это говорит вам...
- Ну хорошо. А зачем нужен вам я?
Кирилл Петрович отвечает не сразу. Я рад этой паузе. Ведь я буду должен огорчить его, прямо сказать, что увиденное, в общем, не увлекло меня. Да и что я увидел? Большой архив, две вычислительные машины, десять научных сотрудников разной квалификации. Одна из них, Гордич, заинтересовала меня как литератора. Пожалуй, об этом человеке я даже хотел бы узнать возможно больше, но писать очерк?.. Такая работа совсем не по мне. Во всяком случае я никогда прежде ею не занимался.
- Для чего нужны вы? - спрашивает Кирилл Петрович и смотрит на меня с какой-то полуулыбкой.
Он словно бы решает: сказать или не сказать прямо?
- Да. Чего бы вы хотели от меня?
- Мы намерены предложить вам стать сотрудником нашей лаборатории. Говоря проще - поступить на работу в наш институт.
Я удивленно гляжу на Кирилла Петровича, а вслед за тем чувствую огромное облегчение: от такого предложения очень легко отказаться.
- Говоря казенным языком, - продолжает Кирилл Петрович, не дав мне ответить, - мы хотим, чтобы вы написали нечто похожее, так сказать, на отчет о работе нашей лаборатории.
