Сергей Другаль - Тигр проводит вас до гаража.
— Только планер, — шептал он. — Орнитоплан. Можно пешком. Можно верхом.
Нури наклонился. У кустов кибер уговаривал осла.
— Как хоть зовут тебя, служивый?
— Телесик! — донеслось с земли. — Домовый кибер Сатона.
Широкими взмахами Нури набрал высоту и с облегчением перешел на привычный планирующий полет. Внизу, сколько видел глаз, расстилался лесной массив ИРП. Проплывали редкие изумрудные прогалины, и в непривычной тишине отчетливо слышались крики обезьян и птичьи голоса. На маленьком пульте светил зеленым глаз единственного прибора — указателя курса, Орнитоплан был сделан таким образом, что, включаясь в биологическую систему управления, пилот ощущал его всем своим телом и диагностика неисправностей не вызывала затруднений. Поврежденное крыло чувствовалось как тянущая боль в предплечье. Но приключение на поляне окончилось благополучно, а в прозрачной дали уже виднелась игла главного корпуса ИРП. Нури расслабился.
— Здравствуй, — послышалось рядом. Нури оглянулся. В метре от него слева, едва шевеля крыльями, летел ворон.
— Привет! — ответил Нури. — У вас здесь что, все птицы разговаривают?
— Р-разумные, — сказал ворон.
— Я уже встречал говорящего попугая. Попугаи тоже?
— Некотор-рые.
— Прогрресс, — сказал Нури. — Видимо, Сатон не только реставрирует природу. Он ее модернизирует. А вообще, чего зря напрягаться. Садись, поговорим.
— Я Вор-рон, — сказал Ворон.
Нури задумался. Разговор стоило поддержать. Не каждый день предоставляется возможность поговорить с Вороном.
— Женат? — спросил он.
— Трижды. Посредний р-раз на берой вор-роне, — с японским акцентом ответил Ворон. Потом добавил: — Р-разошрись. Хар-рактер-р.
— Ай-яй, а сколько лет прожили?
— Портораста.
— С ума сойти! — Нури с уважением посмотрел на птицу. — Сто пятьдесят лет. С белой вороной. Я бы не выдержал.
Собеседник молча летел рядом. То ли Ворон расстроился, то ли разозлился. Скорее, последнее, потому что, когда Нури, целясь на башню ИРП, сделал пологий вираж, Ворон презрительно сказал:
— Р-рожденный пор-рзать… — Он чуть шевельнул хвостом и дал несколько кругов на уровне глаз Нури. Это получилось у него как бы само собой.
— С какой ноги ползет сороконожка. Твоя гордыня, Ворон, непомерна, — пропел Нури. Твердое «эр» звучало в их беседе как горошина в погремушке. Нури развеселился. — Тем не менее критику я принимаю. Но без злопыхательства. Позитивную. Научи, каким пером ты шевелишь, чтобы сделать вираж?
— Вопр-рос не тр-руден, — сказал Ворон. — Это дерается так.
Он заглянул себе под живот, веером растопырил хвост и провалился вниз.
— Вот так, — сказал Нури. — Впредь не хвастайся.
Ворон, скрывшись с глаз, больше не показывался, и Нури вскоре благополучно приземлился на маленьком травяном аэродроме ИРП.
* * *Нури проснулся от птичьего гомона в кроне старого тополя и лежал, прислушиваясь. Вот протопал на кухню Телесик, загремел крышкой комбайна. Издалека, похоже с аэродрома, донесся неясный говор динамика.
Скрипнула дверь, солнечный луч упал на лицо. Когда Нури открыл глаза, рядом стоял Телесик. Он неодобрительно щелкнул челюстью и сказал:
— Вставай.
Вставать не хотелось. Кибер потоптался возле кровати и ушел по хозяйственным делам. С самого появления на свет он не переставал удивляться человеческой способности спать.
Нури вышел на балкон. Внизу в бассейне плескался и фыркал дед. Он играл с дельфином, носился с ним в обнимку у самого дна. Нури проводил их взглядом до поворота, встал на перила, оттолкнулся и ушел в воду, описав длинную дугу. Он плыл в глубине у стен, заглядывая в гроты, вспугнул двух маленьких крабов, которые не поделили между собой ракушку, осмотрел колонию мидий и на последнем выдохе пробкой выскочил из воды.
У кромки бассейна на еще прохладном песке лежал дед. Он сыпал песок себе на живот и рассматривал Нури.
— Здоров, парень, — подытожил дед свои наблюдения. — Сидячая жизнь не повлияла на тебя.
Нури засмеялся:
— В общем, да. Но мышечная масса за этот год не увеличилась. Я остановился в физическом развитии… Надо бы рыбу развести в бассейне, пуст бассейн.
— Бесполезно, дельфин всю поест. Недавно сюда заплыла пара приблудных макрелей — только их и видели.
По самой кромке бассейна, гоня перед собой овальный голыш, припрыгал на одной ножке вундеркинд и акселерат Алешка. Он вежливо поздоровался с Нури и напомнил, что на утро намечена прогулка по городку ИРП.
— И вчера, Нури, вы обещали мне сказку.
— Каюсь, — вздохнул Нури. — Сказку может сочинить только гений. Мне это не по силам. Я попробую, но позже. И не суди строго.
— Что ж, посмотрим. — Вундеркинд задумался, нарисовал что-то ногой на песке, зачеркнул. — Вчера вы неплохо взяли интеграл в функциях Матье. Мне понравилось, хотя интеграл, в общем-то, табличный…
— Хозяин! — послышалось издали. — Хозяин, пора завтракать.
— Хочу киберу голос сменить. — Дед поднялся, не касаясь руками земли, стряхнул песок. — При его комплекции больше подойдет баритон. Слишком басит.
Они пошли через небольшой сад. Белокорые березы, сплошь опутанные лианами, ивы и пальмы, платаны и почти черные гладкие кактусы уживались в этом саду.
— Гибриды, — рассеянно сказал дед. — Ищем подобия старых форм.
Пока Нури завтракал, Алешка с нетерпением ждал его. Он отнес еду дельфину и загнал на тополь кота. Кот Синтаксис, с шишковатой головой и твердыми мурлами — так бабушка называла те места, из которых у кота росли усы, — скучно шипел. Шипел он в порядке профилактики, так как акселерат никогда ему не делал зла. Просто Синтаксис, заматерелый в своей угрюмой воинственности, не нуждался ни в чьем внимании, и меньше всего в Алешкином.
Потом они втроем — Нури, Алешка и кибер — двинулись по широкой улице базового городка, в котором жили сотрудники Института реставрации природы. Осмотрели стоянку дежурных махолетов. Нури поговорил с механиками-хирургами: они пересаживали мышцу крыла его орнитоплана. Потом прошли к гостинице. За столиками, вынесенными на зеленый газон, в шортах и тапочках на босу ногу сидели странно знакомые люди и жадно поглощали виноград: сизые грозди его высились в огромной корзине посередине стола. Рядом резвились два пестрых щенка. Веселый великан с перевязанной головой — Нури узнал знакомого по портретам десантника-йога, первым ступившего на раскаленную поверхность Венеры, — прищурил глаз. Другим он смотрел сквозь бокал с рубиновым вином. Он увидел Алешку, поставил бокал и жалобно сказал:
