Наталия Шитова - Кира Вайори (СИ)
— Миша, ну что ты, не расстраивайся! — я поняла, что уже перегнула палку. Не стоило быть такой безжалостной с хорошим парнишкой. — Дело не в тебе, я вообще никому не доверяю!
— Ладно, — он тяжело вздохнул. — Я люблю эту Киру, которую вижу и знаю, мне всё равно, что там было раньше.
— Ты уверен, что любишь меня, а не мою стряпню?
Он угрюмо замолчал, совсем насупился.
Я протянула руку через стол, накрыл ладонью его пальцы:
— Извини, пожалуйста. Не хотела тебя обидеть.
Он покачал головой. Я встала, обошла стол, встала позади Миши и обняла за шею.
— У меня очень тяжёлый характер, Миш. Я работаю над собой, но, похоже, это бесполезно…
— У тебя замечательный характер! — возразил он запальчиво.
— Это точно, заметен издалека…
Миша фыркнул и безнадёжно повесил голову. Я потрепала его густые рыжие вихры и чмокнула в висок.
— Так почему «нет», Кира?
— Только не обижайся опять, ладно? Как там говорят высоким слогом: моё сердце занято, Миша.
— У тебя есть другой? — вскинулся он. Апатии как не бывало.
— Всё очень сложно, — ответила я, возвращаясь на своё место.
— Вот тут как раз всё просто! — решительно отрезал Михаил. — Другой либо есть, либо его нет!
— Я люблю человека, с которым мы никогда не будем вместе. Вот как хочешь, так и считай, насколько это просто.
— А-а-а… ну-у-у… — он замялся, но было видно, что мой ответ его почти обрадовал. Видимо, вообразил, что если присутствие соперника на горизонте не предвидится, то в рассмотрение его можно не брать. — А почему вы не можете быть вместе?
— Потому что он не бросит женщину, с которой он сейчас, а смерти её я, скорее всего, не дождусь.
— Понятно, — нахмурился Миша. — Ладно, я заканчиваю расспросы, а то мы окончательно испортим вечер, а я этого не хочу…
— То есть, ты считаешь, что пока мы испортили его не окончательно?
— Нет, конечно.
— Только не обижайся, Миша, я думаю, что ты делаешь большую глупость, когда тратишь своё время на меня.
— Но ведь ты разрешила мне остаться? — уточнил он осторожно.
— Да.
— А почему?
— Тебе соврать?
— Нет, лучше правду.
— Секса хочется чаще, чем удаётся встретить большую и светлую любовь. После того, как это понимаешь, всё становится немного проще.
Некоторое время назад я бы сама в ответ на такую правду оскорбилась невероятно. А сейчас это была просто правда, какая есть, сермяжная, немного циничная, но абсолютно от всей души.
Михаил встал из-за стола и, не оглядываясь на меня, вышел из кухни. Я уже приготовилась, что следующим этапом будет хлопнувшая входная дверь. Но было тихо.
Никакого сожаления я не чувствовала. Наоборот, стало легко от того, что кое о чём я наконец-то сказала в лоб. Ничего хуже нет быть объектом чьих-то пустых надежд.
— Кира?
Я вздрогнула от неожиданности.
Миша вошёл и встал у меня за спиной.
— Тебе помочь убрать со стола? — неожиданно спросил он.
— Что тут убирать? — растерялась я. — Две тарелки, две вилки.
— Вот, давай, я их и помою, — он встал к мойке и пустил воду.
Я сложила ему всю грязную посуду и встала у окна, глядя на отражение в тёмном стекле. Миша старательно тёр тарелки губкой, намывая их, как на выставку. И мне вдруг стало обидно за него, словно не сама я, а кто-то другой весь вечер обижал хорошего парня.
— Давай телек посмотрим? — буднично предложил Миша, выключив воду.
Телевизор я не покупала, он мне вообще-то не нужен. Но Мишка приволок свой и поставил мне на сложенный стол-книжку, протянул из своей квартиры многоканальный кабель, смотри — не хочу!
Похоже, Миша продолжал свою тактику осады и измора. Предпочёл сделать вид, что он не задавал скользких вопросов и не получал неприятных ответов.
— А что там сейчас интересного, в том телеке? — мне так и хотелось треснуть самой себе по губам, чтобы не поддавалась, не подыгрывала Мише в этой нелепой игре в тихий семейный вечер.
— Там футбол, — с готовностью подхватил Миша. — Лучшие матчи английской премьер-лиги.
О, нет! Полтора часа смотреть, как колченогие мужики в трусах смачно сморкаются пальцем и бегают туда-сюда… Но я уже и так порядком обидела парня.
— Хорошо, давай посмотрим.
И ещё бы раз по губам, и ещё… Но видимо надо, чтобы меня кто-то другой проучил раз и навсегда, у самой кишка тонка.
Миша разложил диван, выкатив нижнюю часть вперёд, мы скинули в изголовье все большие и маленькие подушки, чтобы лежалось поудобнее, и забрались под рыхлый вязаный плед. Михаил деловито пощёлкал пультом, и по экрану забегали мужики в трусах. Я улеглась, положив голову на тёплое мужское плечо, пригрелась, и беготня на экране постепенно стала успокаивающим броуновским движением. А может быть, и хорошо, что мой рыжий сосед такой настырный. Вот что бы я делала эти полгода без его внимания…
Время не лечит, это всё сказки в пользу бедных. Но время хорошо консервирует. Закатывает в баночку то, о чём невыносимо даже думать. День за днём его закаточная машинка крутится, и крышка на баночке становится всё более непроницаемой. Когда-нибудь она станет совершенно герметичной. Содержимое баночки помутнеет, и даже если внимательно рассматривать сквозь стекло, уже ничего толком не разберёшь.
До герметичности мне было ещё далеко, но машинка крутилась себе потихоньку, и я постепенно стала замечать, что вокруг меня что-то происходит, и это что-то не против моего присутствия, и оно на меня как-то реагирует. Значит и мне пришла пора как-то реагировать в ответ.
У каждого есть болевой порог не только физический, но и эмоциональный. Когда этот порог переходишь, в голову лезут неправильные и весьма радикальные мысли. У меня этот порог оказался запредельно высокий, но перемахнула я его в два счёта. В начале лета за считанные недели произошло столько разных событий, что неплохо было бы их как-то дозировать, а не вываливать на меня разом. Я нашла и чуть снова не потеряла брата. Я похоронила близкого человека, который любил меня, а я даже порвать с ним не сумела так, чтобы напоследок не сделать ему очень больно. Спустя много лет я снова встретила мужчину, которого любила с детства, но приняла решение отказаться от него, чтобы не создавать ему проблем.
Наконец, я узнала, что на самом деле я совсем не та, кем считала себя всю жизнь, да, собственно, и некоторые другие вокруг меня не очень-то те, кем я их считала.
После тяжёлого, странного и мучительного вечера, когда Марек в терракотовом мундире спас нас от ареста, у меня была ещё более тяжёлая и мучительная ночь, когда мы с Мареком сидели в доме на канале, в той самой спальне для горничной, которую я сделала своей. Брат рассказывал мне историю нашей матери. Рассказывал то, о чём двадцать пять лет назад среди гатрийских аристократов ходили слухи и грязные домыслы, но никто не знал точно, что произошло. Знал точно только отец Марека, лорд Вайори, потому что очень любил жену и полностью ей доверял.
