Мерседес Лэки - Роза Огня
Девушка носила очки в проволочной оправе и не прибегала ни к каким ухищрениям, чтобы казаться привлекательной. Все это резко отличало ее от тех дорогостоящих, разодетых в шелка красоток, чьим обществом он наслаждался когда-то. Однако ее нежная кожа не нуждалась в румянах и рисовой пудре, а толстые стекла очков не могли скрыть сияющих голубых глаз. Стройной фигуре не требовался корсет, а золотистые волосы, напоминающие о зреющей под солнцем пшенице, не знали краски.
- Она сирота? - спросил Мастер. Саламандра кивнула:
- Она недавно потеряла отца. Если говорить об академических достижениях, она - самая квалифицированная.
- И лишенная нежелательных родственных связей, - пробормотал он, глядя на мерцающее изображение и слегка хмурясь: движения девушки были неуверенными, совсем не такими грациозными, как ему хотелось бы. Впрочем, значения это не имело: он же собирался нанять ее не ради танцев.
Судя по одежде, жилось ей нелегко - если, конечно, она не аскетична от природы или не жертвует все деньги на суфражистское движение. Возможно и то, и другое; впрочем, будь она суфражисткой, саламандра отвергла бы ее как неподходящую кандидатку.
- Мы обратимся к ней - точнее, к ее учителю, - решил Мастер и знаком велел саламандре вернуться к незаконченному письму.
"Я готов щедро оплатить услуги любого учителя - мужчины или женщины, обладающего необходимыми знаниями, и компенсировать дорожные расходы. Учитель будет жить в моем доме на полном пансионе и получать двадцать долларов в неделю, а также необходимые средства на путешествия, развлечения и книги. Сан-Франциско может предложить удовольствия на самый взыскательный вкус, в этом году в оперном театре будет петь сам несравненный Карузо".
Об одежде тоже придется позаботиться: если девушка согласится на предложение, гардероб следует подготовить заранее. Лучше положиться на собственный выбор - неизвестно, обладает ли она хоть каким-то вкусом. Повелитель Огня не собирался терпеть в своем доме дурно одетую женщину. Хоть его резиденция снаружи и не могла соперничать с дворцом Лиланда Стэнфорда [Стэнфорд Лиланд - железнодорожный магнат и государственный деятель, миллионер, основатель Стэнфордского университета], внутреннее убранство способно было вызвать зависть самых богатых обитателей Ноб-хилла [Ноб-хилл - престижный район в Сан-Франциско]**. Подол ситцевого платьица, заказанного по каталогу, не коснется изысканного паркета, унылые цвета не должны соседствовать с роскошным бархатом и дамасскими шелками, которыми обита мебель.
"Надеюсь, среди Ваших учеников найдется кто-нибудь, соответствующий моим требованиям, - не спеша диктовал Мастер. - Ваши научные достижения широко известны даже на Диком Западе, на золотых холмах Сан-Франциско, и я уверен, что человек, получивший образование под Вашим руководством, не посрамит своего учителя. Рассчитывая на Ваше сотрудничество, прилагаю к настоящему письму железнодорожный билет для моего будущего служащего".
Билет первого класса в отдельное купе может вызвать подозрение. Нет, достаточно обычного вагона, да и путешествие по железной дороге вполне безопасно даже для женщины, едущей в одиночестве.
"Жду Вашего ответа как можно скорее".
- Завершить как обычно? - деликатно поинтересовалась саламандра. Он кивнул, и саламандра затанцевала снова, выжигая на бумаге размашистую подпись. Закончив, она повисла в воздухе над письмом, и лист сложился, а потом вместе с железнодорожным билетом скользнул в конверт. Саламандра запечатала конверт, окунув "руку" в воск, и выжгла адрес.
- Отнеси в кабинет профессора Каткарта и оставь там, - распорядился Мастер, и саламандра поклонилась, - Если его студентка не соблазнится на такую приманку, придумаем что-нибудь еще.
- Было бы глупо с ее стороны не соблазниться, - ответила саламандра, несколько удивив своего повелителя. - Ей больше некуда податься.
- Женщины не всегда рассуждают логически, - улыбнулся он. - Лучше считать, что первое предложение она отклонит, и иметь наготове что-нибудь еще.
Саламандра покачала головой, словно не в силах понять причуды смертных, и вместе с запечатанным письмом растворилась в воздухе, оставив Мастера в темноте.
Глава 1
Розалинда Хокинс открыла дверь, сжавшись от испуга. Ожидая увидеть еще одного рассерженного кредитора, она постаралась придать лицу выражение спокойствия, которого вовсе не испытывала. Пасмурный дождливый день перешел в столь же ненастный вечер; дом, который прежде служил Розалинде убежищем, теперь подвергался осаде - и к тому же больше ей не принадлежал.
"Сколько еще мне это терпеть? И надолго ли хватит сил?"
- Мне очень жаль, - начала она, когда распахнулась тяжелая дубовая дверь. - Если у вас есть претензии, вам следует обратиться к мистеру Грамвелту из фирмы "Грамвелт, Дженкинс и...".
Однако за дверью оказался вовсе не враждебный незнакомец.
- И мне тоже следует спрашивать разрешения адвокатов, чтобы нанести вам визит, Роза? - с удивлением спросил невысокий худощавый седой человек, Девушка рассмеялась от облегчения, впервые после похорон увидев доброжелательное лицо; у нее даже закружилась голова, и она испугалась, не прозвучали ли в ее смехе истерические нотки.
- Конечно, нет, профессор Каткарт! - воскликнула она. - Дело просто в том, что сегодня целый день в дверь звонят папины кредиторы, и у меня уже появилась привычка... - Она умолкла, заметив растерянность гостя. - А, не важно! Заходите, пожалуйста! Боюсь, правда, что не смогу предложить вам никакого угощения: утром в сопровождении полисмена явился бакалейщик с судебным ордером и забрал из дома все, что только было съедобного.
Еще неделю назад даже подобное предположение показалось бы немыслимым. Однако с тех пор с Розалиндой случилось слишком много немыслимых вещей, чтобы особенно задумываться именно об этой.
Профессор Каткарт - доктор философии, знаток древних и средневековых языков - был учителем Роэалинды в Чикагском университете. Сейчас его бесцветные глаза пораженно раскрылись. Войдя в переднюю, он снял шляпу и теперь нервно вертел ее в руках. Роза закрыла дверь и провела профессора в гостиную. Там горели все газовые лампы - к чему экономить, если счета и без того уже слишком велики?
Гость осторожно присел на софу, подумав при этом, что завтра, возможно, она будет уже украшать чью-то другую гостиную. Его длинное лицо выражало озабоченность; казалось, он настолько поражен увиденным, что у него нет слов. Розалинда почувствовала, как в нем всколыхнулась жалость: действительно, что можно сказать в подобном случае?
Профессор облизнул губы и все же заговорил: