Олдос Хаксли - Портрет
- В самом деле? - Владелец Поместья заинтересованно приподнял брови.
Мистер Биггер откинулся на спинку кресла.
- Дама, которую вы видите перед собой, - начал он, указывая на портрет, - была супругой четвертого графа Хертмора. Ныне этого рода не существует: девятый по счету граф скончался в прошлом году. Я приобрел эту картину при распродаже фамильного имущества. Грустно быть свидетелем исчезновения старинных родовитых семейств.
Мистер Биггер вздохнул. Владелец Поместья сохранял торжественный вид, как если бы находился в церкви. Оба помолчали, затем мистер Биггер заговорил снова, уже другим тоном:
- Судя по известным мне изображениям, четвертый граф Хертмор был длиннолиц, сумрачен - короче, блестящей внешностью не отличался. Нельзя было представить его себе молодым: он принадлежал к тем людям, которым на вид всегда около пятидесяти. Главный интерес его жизни составляли музыка и римские древности. На одном из портретов в левой руке он держит флейту из слоновой кости, правой опирается на обломок римского изваяния. Едва ли не половину жизни он провел в Италии в поисках античных редкостей и слушая музыку. На пятьдесят пятом году он вдруг решил, что настало время жениться. Вот его избранница. - Мистер Биггер указал на портрет. - Состояние и титул, очевидно, возместили многие недостатки графа. При взгляде на леди Хертмор едва ли скажешь, что она питала живой интерес к римским древностям. Полагаю, что теория и история музыки столь же мало ее волновали. Она любила наряжаться, блистать в свете, флиртовать, играть в карты - словом, наслаждаться жизнью сполна. Новоиспеченные супруги, надо думать, не слишком ладили между собой, однако до открытого разрыва дело не доходило. Спустя год после женитьбы лорд Хертмор предпринял очередную поездку в Италию. Супруги прибыли в Венецию ранней осенью. Для лорда Хертмора Венеция была городом нескончаемой музыки. Его ждали ежедневные концерты Галуппи в сиротском приюте "Мизерикордия". Его ждали творения Пиччинни в театре "Сайта-Мария". Его ждали оперные премьеры в театре "Сан-Моизе" и дивные кантаты во множестве соборов. Его ждали любительские концерты, ждали Порпора и лучшие певцы Европы, ждал Тартини, ждали другие величайшие скрипачи-виртуозы. Леди Хертмор ждала от Венеции совсем иного. Для нее Венеция означала азартную игру в "Ридотто", балы-маскарады, веселое общество за ужином - словом, все удовольствия самого увлекательного из городов на свете. Так как оба вели независимый образ жизни, ничто не нарушило бы их счастья, если бы однажды лорду Хертмору не пришла в голову злополучная мысль заказать портрет супруги. Ему рекомендовали Джанголини как молодого, подающего большие надежды живописца. Вскоре начались сеансы. Джанголини был красив и дерзок, Джанголини был юн. Искусством любви, как и кистью, он владел в совершенстве. Могла ли леди Хертмор устоять перед ним, если только ей не были чужды человеческие слабости? А человеческие слабости были ей отнюдь не чужды.
- Как и всем нам, верно? - Владелец Поместья ткнул мистера Биггера пальцем в бок и расхохотался.
Из вежливости мистер Биггер тоже немного посмеялся; когда же приступ веселья у собеседника миновал, он возобновил свой рассказ:
- В конце концов они задумали бежать вдвоем за границу, обосноваться в Вене и жить на фамильные драгоценности рода Хертморов, заботу о сохранности которых леди Хертмор должна была взять на себя. Драгоценности эти стоили не менее двадцати тысяч, а в Вене, во времена Марии-Терезии, на одни только проценты с этой суммы можно было существовать вполне безбедно.
Подготовка к побегу длилась недолго. Друг Джанголини оказал влюбленным всяческое содействие: раздобыл паспорта на вымышленное имя, нанял лошадей, которые должны были ожидать их на материке, предоставил им в распоряжение собственную гондолу. Бежать они условились сразу после заключительного сеанса. И вот этот день настал. Лорд Хертмор, как обычно, в гондоле доставил супругу в мастерскую Джанголини, где она устроилась в похожем на трон кресле с высокой спинкой, и снова отправился на концерт Галуппи в "Мизерикордии". В ту пору карнавал был в полном разгаре. Даже среди бела дня по улицам все расхаживали в масках. Леди Хертмор носила маску из черного шелка - ту самую, что вы видите на портрете у нее в руке. Ее супруг, отнюдь не склонный к увеселениям и порицавший карнавальный разгул, все же предпочитал следовать причудливым нравам горожан, дабы не привлекать к себе ненужного внимания.
Обычным одеянием знатных венецианцев в карнавальные недели были черный плащ до пят, громадная треугольная черная шляпа и маска из белой бумаги с длинным носом. Так же одевался и лорд Хертмор, ничем не желая отличаться от других. Угрюмый, невозмутимо степенный английский милорд, облаченный в шутовской наряд участника веселого маскарада, должно быть, представлял собой на редкость нелепое и ни с чем не сообразное зрелище. "Панталоне в костюме Пульчинеллы" - так прозвали его наши любовники: старый дурень в извечной комедии, выряженный шутом. Итак, в то утро, как я уже сказал, лорд Хертмор, как обычно, явился в нанятой гондоле вместе со своей супругой. Что до леди Хертмор, то она явилась со спрятанной в складках просторного плаща кожаной шкатулкой, в которой на шелковой подкладке уютно покоились фамильные драгоценности Хертморов. Сидя в темной каюте гондолы, супруги провожали взглядом соборы, роскошно украшенные палаццо и высокие, скромного вида здания, медленно скользившие мимо них. Из-под маски Панча голос лорда Хертмора звучал глухо, размеренно, невозмутимо:
- Высокоученый падре Мартини, - говорил он, - намерен оказать мне высокую честь - отобедать завтра у нас. На свете нет человека, более сведущего в истории музыки. Я прошу вас отнестись к нему со всею предупредительностью.
- Вы можете быть уверены в этом, милорд. - Она едва сдерживала внутреннее ликование, готовое вот-вот прорваться наружу. Завтра в обеденный час она будет уже далеко отсюда, за кордоном. Миновав Горицию, она будет мчаться по направлению к Вене. Бедный старик Панталоне! Впрочем, жалости к нему она совсем не испытывала. В конце концов, он остается со своей музыкой, к тому же у него целая куча мраморных обломков. Под плащом она еще крепче сжимала шкатулку с драгоценностями. Сколь восхитительно волнующей была ее тайна!
Мистер Биггер заломил руки и театральным жестом прижал их к левой стороне груди. Он испытывал подлинное блаженство. Повернув к Владельцу Поместья свой острый, словно бы лисий, нос, он благодушно улыбнулся. Владелец Поместья сидел неподвижно, весь обратившись в слух.
- И что же? - с нетерпением спросил он.
