Джон Кристофер - Смерть травы
На исходе второй недели теплым пасмурным днем дед с внуком отправились к реке. На ходу старик то и дело срывал пшеничные колоски и внимательно изучал их, держа на вытянутых руках — он страдал дальнозоркостью. Мальчик наблюдал за ним.
— Похоже, будет отменный урожай, — сказал Беверли, — если, конечно, глаза меня не подводят.
Рядом бурлила река.
— А мы еще будем здесь, когда созреет урожай? — спросил Дэвид.
— Не знаю. Может, и будете. А ты сам-то хочешь?
— Очень, дедушка!
Они замолчали, лишь грохот волн тревожил тишину. Старик задумчиво смотрел на долину. Полтора столетия возделывал ее род Беверли.
— Почему бы нам не узнать друг друга получше? — сказал он, повернувшись к внуку. — Скажи, ты хотел бы стать фермером в долине, когда вырастешь?
— Больше всего на свете.
— Тогда все это будет твоим. земле нужен только один хозяин, а твой брат, как мне кажется, не в восторге от такой жизни.
— Джон хочет стать инженером.
— Наверно, нельзя так говорить, но я не представляю, какая другая жизнь может доставлять столько радости. Это очень хорошая земля. Развернешь собственное дело. Не жизнь, а сказка. На Верхнем Лугу с древности сохранилось несколько каменных плит. Под землей. Говорят, когда-то долина служила крепостью. Тебе, конечно, вряд ли придется обороняться здесь против пуль и аэропланов. Но знаешь, всякий раз, когда я выхожу из долины, у меня возникает странное чувство. Будто невидимая дверь затворяется за спиной.
— Я тоже почувствовал, — сказал Дэвид.
— Мой дед, — продолжал Беверли, — настоял, чтобы его похоронили здесь. Они были против. Черт бы их подрал! Каждый человек имеет право быть похороненным в своей собственной земле.
Он посмотрел на зеленые всходы пшеницы.
— Только смерть может разлучить меня с долиной.
На следующий день, вдоволь насладившись вершинами холмов, Джон спускался в долину.
Бурлящий стремительный речной поток стискивал южные склоны. Вдруг Джон заметил в скале расщелину. «Вот здорово! Это наверняка пещера», — подумал он, и решил во что бы то ни стало добраться до нее. Мальчик спускался быстро, ловко, но осторожно. Смышленый и юркий, Джон вовсе не был безрассудно храбрым.
Вот, наконец, и трещина. До темного водоворота реки — футов пятнадцать. Правда, Джона ждало разочарование — никакой пещеры не было, трещина да и только. Прямо над кромкой воды нависал большой камень, что-то вроде выступа. «А что если попробовать забраться туда и посидеть, свесив ноги в воду? — вдруг подумал Джон, — Конечно, не так интересно, как пещера, но все-таки — какое-никакое, а приключение».
Джон осторожно опустился на четвереньки, и стал ползком подбираться к краю выступа. Внизу рычала и грохотала река. Когда он был почти у цели, оказалось, что камень — весьма ненадежная опора, слишком мало места. Но — не отступать же на полдороге? Джон решил: «Опущу в воду только одну ногу». Он скорчился в неудобной позе, чтобы расстегнуть сандалию и вдруг… Нога скользнула по мокрому камню, Джон судорожно попытался удержаться, но схватиться было не за что. Он сорвался вниз, и свирепые, холодные даже в разгар лета воды Лепе захлестнули его.
Джон неплохо плавал, но бороться с неистовым потоком было бессмысленно. Течение волокло его вниз, к глубинам канала. Этот канал река промыла за сотни лет до того, как Беверли, да и вообще кто-либо, поселились на ее берегах. Волны вертели мальчика, точно камешек. Джон не чувствовал ничего, кроме величественного могущества реки и своего прерывистого пульса. Внезапно он увидел, что тьма вокруг ослабевает, уступая солнечным лучам. Свет пробивался сквозь воду — стремительную, но уже не столь глубокую. Сделав отчаянное усилие, Джон вынырнул и, судорожно вздохнув, увидел, что находится почти на середине реки. Долина кончилась. Отсюда течение немного успокаивалось, и Джон, собрав последние силы, поплыл к берегу. «Надо же, как далеко унесло, — подумал он, — и как быстро». Вдруг мальчик услышал скрип повозки, а чуть погодя — голос деда.
— Эй, Джон! Купаешься?
Ноги мальчика, наконец, коснулись дна, и он медленно, спотыкаясь, побрел к берегу.
— Ты весь дрожишь, парень! Что, сорвался? — спросил Беверли, помогая внуку забраться в двуколку.
Запинаясь и едва дыша от усталости, Джон рассказал, что с ним случилось. Старик выслушал, не перебивая.
— Похоже, ты в рубашке родился, — сказал он, когда мальчик закончил. — Тут и любой взрослый не справился бы. Так говоришь, ты почувствовал дно еще на глубине? Когда-то мой отец рассказывал об этой отмели на середине Лепе, но никто не пытался это проверить.
Он взглянул на мальчика — Джон трясся, как в лихорадке.
— Заболтался я совсем! Тебе же надо вернуться домой в сухой одежде. Давай-ка, Ручеек!
Старик немного сердился, и Джон торопливо проговорил:
— Дедушка, ты ведь не скажешь маме, правда? Пожалуйста!
— Как же не сказать? Она и сама увидит. Ты промок до костей.
— Я высохну… на солнце.
— Высохнешь, только не на этой неделе. Погоди-ка… Ты не хочешь, чтобы мама узнала о твоих подвигах? Боишься, заругает?
— Да.
Их глаза встретились.
— Ну хорошо, парень, — сказал дед. — Есть один выход. Поедем-ка мы с тобой на ферму Хилленов. Должен же ты где-нибудь высушиться. Идет?
— Да, — ответил Джон. — Я согласен. Спасибо, дедушка.
Колеса повозки скрипели по каменистой дороге.
— Ты ведь хочешь стать инженером? — первым нарушил молчание старик.
— Да, дедушка, — сказал Джон, с трудом отрывая зачарованный взгляд от могучего течения реки.
— А фермером, значит, не хочешь?
— Не особенно, — осторожно произнес Джон.
— Думаю, не хочешь, — спокойно сказал старик.
Он хотел что-то добавить, но передумал. Только почти у самой фермы Беверли наконец снова заговорил:
— Я рад. Больше всего на свете я люблю эту землю. Но есть одна вещь, которой она не стоит. Самая прекрасная земля в мире может стать бесплодной, когда в ней посеяна вражда между братьями.
Он остановил пони и крикнул Джесса Хиллена.
1
Четверть века спустя братья стояли на берегу Лепе. Дэвид поднял трость и показал на склон холма:
— Вон они!
Проследив за взглядом брата, Джон засмеялся.
— Дэви, как обычно, задает темп, но бьюсь об заклад, что выносливость Мэри победит, и она будет Первой-На-Вершине.
— Не забывай, что она года на два старше.
— Ты — плохой дядя — слишком явно благоволишь к племяннику.
Оба усмехнулись.
— Мэри — славная девчушка, — сказал Дэвид, но Дэви… просто, Дэви есть Дэви.
— Тебе бы жениться и завести своих собственных.
— Мне никогда не хватает времени на ухаживания.
