Дмитрий Медведев - Нф-100: Мезозой
Салон пустел - вышла мама с дочкой, выскочил и менеджер, ненадолго спустившийся с небес прихотью судьбы-злодейки. К конечной Кирилл подъезжал в гордом одиночестве, продолжая напряженно думать. Отвык он от этого дела, а сейчас ничего, даже понравилось, вошел во вкус.
Сочувствовать всем вокруг он начал не слишком давно, месяца четыре назад. Первой жертвой стала девушка по имени Оля, любовь с которой растянулась на три с половиной года романтических прогулок, редкого уединения и полного отсутствия светлого будущего, что вытекало из бесперспективности карьерной и финансовой. Из этого следует, что и о семье задуматься никак не выходило. Русским парам получить помощь от правительства было невозможно, а смешанным, особенно если русским является муж - и подавно. То есть на бумаге равные права имели все, но по факту у русских очередь почему-то упорно не желала продвигаться вперед или же делала это невероятно медленно, а счастливые поляки щелкали селфи в новых, наспех слепленных квартирах в многоэтажках. Но вернемся к Кириллу и Оле.
Итак, они сидели в темном, пропахшем соленым попкорном зале старомодного кинотеатра - такие нынче снова в моде. С экрана патокой лилась трогательная мелодрама со счастливым финалом, и Олька, смешная, курносая и обычно беззаботная, от всей души лила слезы. Крупные прозрачные капли скользили по раскрасневшимся и припухшим щечкам, оставляли за собой мокрые дорожки и терялись где-то в области шеи, невидимой во тьме кинозала из-за густых каштановых волос.
Кирилл вышел из комы - фильм ему не слишком нравился - и внимательно посмотрел на Олю. Та ничего не заметила, ее внимание безраздельно принадлежало сцене встречи влюбленных, венчающей все это двухчасовое безобразие. Внезапно для себя Кирилл ощутил глубокую, скребущую душу горечь. Она ведь его любит, но что он может ей дать? Ничего. И стало невыносимо тоскливо.
Девушка из простой семьи, отец пашет на двух работах, мать-сердечница трудится нянечкой в детском саду, а младший брат, оболтус и задира, то и дело попадает в неприятности, высасывая из скудного семейного бюджета деньги то на выпивку, то на полицейские штрафы. И надо же, такая красавица клюнула на однозначно проигрышный вариант. На человека, живущего в режиме 'дом - работа - дом - работа - тренировка'.
Кирилл понял, что не вытянет ее. Не хотел ломать девчонке жизнь, пусть лучше сейчас переболеет и снова научиться радоваться, смеяться и надеяться. На ее стройную фигуру нередко засматривались джентльмены из высшей лиги, а звонкий голос с изредка проскакивающей обаятельной хрипотцой заставлял разворачиваться всех мужчин без исключения. Нет, серьезно, ну куда Кирилл полез...
Следующей была мать, типичная русская женщина, в одиночку взрастившая трудолюбивого, но не блещущего большими талантами сына. Добрая, ласковая, домашняя и вечно не выспавшаяся, томящаяся от забот и тревог. Она готова простить сыну все, даже полное отсутствие перспектив и надежды. Всепоглощающее самопожертвование - это больше всего давило Кирилла, душило и отнимало воздух, заставляя ощущать себя беспомощным неудачником.
После матери и Оли, все еще, кажется, сидящей на дешевых антидепрессантах, пришел черед других - друзей, знакомых, коллег по работе, прохожих. А начинать-то надо было с себя, глядишь, не наломал бы дров! И Кирилл начнет, обязательно. Прямо завтра и начнет. Работа уже опротивела, ему пора совершить качественный рывок вперед, изменить все...
Эх, если б он только знал, что уже наломанными дровами дело не ограничится, а жизнь сделает самый крутой поворот, он бы не откладывал переосмысление своей биографии не только в долгий ящик, но и на завтра. Но, если бы можно было знать, где суждено шлепнуться на зад, да еще успеть соломки подтащить...
- Молодой человек, Вы тут жить собрались? Выходим!
Недовольный голос, громко вырвавшийся из динамиков, подействовал на Кирилла получше живительного пинка. Он подскочил, подхватил пакет с подарком и поспешил на выход, на ходу бросая извинения. В ответ ему донеслось хриплое, еле слышное бурчание недовольного водителя.
2.
Унылые башни серых многоэтажек захватили целый район, населенный, преимущественно, бедняками. Угрюмые рабочие, веселые хронические безработные, пьяницы, неблагополучные семьи и стесненная в средствах молодежь, только-только вывалившаяся из родительских гнезд в поисках своего угла, пусть съемного и пыльного - вот он, весь контингент района со скромным названием Юго-Западный. Когда то он звался Балтийским, затем - Московским, а позже, с приходом новых хозяев, все изменилось. Вместо покосившихся 'панелек' и хрущевок понастроили новых 'блоков', памятников ненавистному им социализму, и заселили туда всех, у кого не было денег на что получше. Нетрудно догадаться, что построенные из дешевых и зачастую токсичных материалов дома сейчас, спустя три с лишним десятка лет, смотрелись просто отвратительно. Они как будто сошли с экрана боевика про зомби или какую суперчуму, выкосившую человечество и оставившую в память о нем эти разваливающиеся муравейники.
Но для Кирилла здешние места были, считай, родными. Он сам тут жил до пятнадцати лет, а потом, после смерти отца, перебрался с мамой на другую, северную окраину, чуть более благополучную.
Он шел по вбитому в подкорку маршруту, сокращая путь протоптанными прямо на неухоженных газонах тропинками и избегая давно истрескавшегося асфальта. Отстраненный взгляд скользил по немногочисленным прохожим, изредка инстинктивно замирая на секунду, натыкаясь на симпатичных девушек.
Погода, как всегда, была переменчивой. Пока трамвай несся по городу, за окном светило ласковое солнце, нежданный гость в ноябре, а теперь вот небо опять нахмурилось, грозя дождем. Точно, закапало, но Кирилл только победно усмехнулся - он уже добрался до места и нажал на кнопку вызова.
На весь экран высветилась довольная физия Сени, судя по расфокусированному взгляду, приступившему к торжественной части. На фоне мелькали чьи-то силуэты, слышались голоса.
- О, Кирыч! Чего стоишь-то, как неродной? Причаливай!
Раздалась короткая мелодичная трель, и дверь с натужным лязгом поползла в сторону. Кирилл лишь покачал головой. И стоило лепить сюда такое чудо, зная, что никто и никогда не будет поддерживать его в рабочем состоянии? Словно в насмешку, ну, честное слово! Мол, держите, дорогие россияне, и смотрите, как мы о вас заботимся. Живите в дерьме, но двери пусть будут раздвижными, по последнему слову техники.
Лифт, солидарный с дверью, со скрипом и лязгом тащил единственного пассажира на шестой этаж, и Кирилл, еще стоя в закрытой кабине, хорошо расслышал плотную пульсирующую музыку, гогот девчонок и, конечно же, именинника. Наконец, кабина замерла, а двери разъехались по сторонам, враз сделав все звуки ближе и громче.
