Кир Булычев - Встреча тиранов под Ровно
– Потерпи, – сказал Сталин.
Он налил полный бокал киндзмараули. Он все еще никак не мог согреться. В бункере было тепло, но холод путешествия въелся в кости.
– Как добрался? – спросил Гитлер.
– Нормально. Даже вздремнул в самолете.
– На «Дугласе» летел? – спросил Гитлер.
– Да.
– Тебя засекли, – сказал Гитлер. – Мне доложили. Хорошо, что сначала доложили, а потом хотели сбить.
– У меня были неплохие истребители, – сказал Сталин. – Асы.
– «Яки»?
– Это военная тайна, – улыбнулся Сталин.
Теперь можно было закурить.
Гитлер поморщился.
– Ты и табачного дыма не выносишь?
– Это вредно, – сказал Гитлер.
– Мы стареем, – сказал Сталин. – Как наши?
– Я почти никого не вижу, – сказал Гитлер. – Была депеша Ямамото. Он недоволен Макартуром.
– Я еле отговорил Мацуоку, – сказал Сталин, – ударить по Дальнему Востоку. У него странные идеи.
– А ты не задумывался, – сказал Гитлер, – как образ жизни, повседневное окружение нас переделывают? Мы начинаем всерьез относиться к своим обязанностям.
– Ко мне это не относится, – сказал Сталин.
– Правильно, пускай этим занимаются аналитики дома, – сказал Гитлер.
– Я страшно стосковался по дому, – сказал Сталин.
– Осталось три года. – Гитлер осторожно налил из графина в стакан молока. – Здесь молоко хорошее. Коровы едят лесные травы.
– Тебе три. Мне, вернее всего, куда больше. Боюсь, как бы не все десять.
– Я вернусь, постараюсь тебя вытащить, – сказал Гитлер.
Они прошли в большую комнату, к столу.
– Я не согласен с центром, – сказал Сталин. – Поэтому и просил тебя о встрече.
– Я понял, – ответил Гитлер. – И даже подозреваю, о чем будешь просить.
Сталин постучал трубкой по середине карты.
Искра упала на карту, и Гитлер быстро смахнул ее на пол.
– Это Сталинград, – сказал Сталин. – Я тебе его не отдам.
– Но в центре полагают, что ты должен остановить меня у Урала, – заметил Гитлер.
– А сам ты что думаешь?
– Эгоистически я с тобой согласен, – сказал Гитлер. – Взятие Сталинграда продлит войну еще на полгода. Значит, я на полгода позже буду дома. А я боюсь, что просто не доживу.
– Эгоистически, – повторил Сталин. – Сейчас речь идет не о твоем эгоизме, Хил, мой мальчик.
– Каковы твои аргументы?
– Мы выполнили демографические требования центра, – сказал Сталин. – Я сам просчитал недавно: начиная с 1914 года Россия потеряла пятьдесят миллионов человек, почти половину населения.
– Русские быстро плодятся, – сказал Гитлер.
– Ты тоже внес свою лепту.
– Не намного больше, чем планировалось.
– Им хорошо сидеть у компьютеров, – сказал Сталин с неожиданной горечью. – Страна дошла до предела! Когда мы планируем уничтожение в Японии самурайства и раскидываем японский офицерский корпус, как носитель генетики самурайства, по островам Тихого океана, чтобы истребить его руками Макартура, я вижу в этом четкую задачу прогресса. Когда мы катастрофически ослабляем Россию, понимая, что в ином случае она станет угрозой дальнейшему развитию земной цивилизации, что она сожрет западные демократии, я иду на это. Когда мы подрываем и уничтожаем германский милитаризм, устраивая Первую мировую войну, поощряя фашизм, кидая твои армии в мясорубку, мне тоже ясна логика центра. Но сейчас наступил перебор. Уничтожение моих армий под Сталинградом, ликвидация населения в Поволжье и Закавказье уже не дают прогрессивного эффекта. Не исключено, что твои армии дойдут до Урала и Средней Азии, а ведь именно туда мы отправили те умы страны, что пригодятся для будущего…
– Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав, – тихо сказал Гитлер. – Человек не в состоянии соревноваться с компьютером. Этому нас, мой Суус, учили в школе. Ты стал с возрастом сентиментален. Боюсь, что ты стал отождествлять себя со страной, куда тебя кинули. Ведь порой приятно быть кумиром, живым богом, признайся.
– Я недавно видел хронику. Ты на трибуне. Гадкое зрелище. Ты буквально беснуешься.
– Видишь, я задел тебя за живое, – сказал Гитлер. – Выпей молока. Здесь коровы едят лесные травы.
– Ты повторяешься.
Сталин смотрел на карту.
– Это удивительная и страшная планета, – сказал Гитлер. – Будь моя воля, я бы снял ее со списка прогресса. Пускай они сами себя сожрут. Чего стоит этот болезненный культ тиранов! Чем больше людей ты уничтожаешь, тем больше тебя воспевают.
– В этом отношении ты по сравнению со мной мальчишка.
– Может быть. Поэтому и трубы в честь тебя гремят громче.
Они стояли и смотрели на карту.
Потом Гитлер сказал:
– Тебе пора.
– Ты когда свяжешься с центром? – спросил Сталин.
– Сегодня ночью, – сказал Гитлер. – И я поддержу твою просьбу. Мне так хочется домой…
Гитлер проводил Сталина до лестницы.
– Помнишь, мальчишками мы мечтали о подвигах и боях?
– Мы тогда не знали, как пахнут реки крови, – сказал Сталин.
– Но мы делаем великое и благородное дело, – сказал Гитлер. – Когда-то, достигнув гармонии, земная цивилизация воспоет нас… уже не как тиранов.
– Трудно, – сказал Сталин.
– Я поддержу твою просьбу.
Сталин вышел под дождь. «Мерседес» стоял у самого входа в бункер. Плащ не успел высохнуть, и от него было холодно и гадко.
Далеко-далеко под невидимыми сквозь тучи звездами нарастал смутный гул.
«СБ» идут, – подумал Сталин. – Я вчера приказал совершить налет на Берлин и почти забыл об этом. А они идут».
Немецкие офицеры замерли, глядя в небо.
Уже в танкетке, возвращаясь к партизанскому аэродрому и отворачиваясь от майора, которого вдруг одолел кашель, Сталин вспомнил, что надо бы увеличить пайки писателям, эвакуированным в Чистополь. Но за делами он все время об этом забывает. Впрочем, если те писатели вымрут, найдутся другие. В сущности, это мелочь.
2
Они сидели на краю заброшенного, забытого шоссе. Между старых бетонных плит росли кусты рюсы. В лучах закатного солнца вспыхивал искоркой высоко летящий питекор.
Суус сорвал травинку и принялся жевать ее.
– Знаешь, о чем я тоскую? – сказал он. – О глотке грузинского вина.
– Не могу разделить твоей тоски, – сказал Хил. Здоровый образ жизни и несколько удачных операций сделали свое дело. Он казался куда моложе, чем тридцать лет назад, осенью 1942 года по христианскому летосчислению, в бункере под Ровно. – Мне мысли о той планете отвратительны.
– Я знаю почему, – сказал Суус, поглаживая седые усы – он не смог отказаться от них, вернувшись домой. – Потому что ты потерпел поражение. Помнишь, ты укорял меня за то, что я начал на каком-то этапе ассоциировать себя с социумом, которым я руководил?
