Анна и Сергей Литвиновы - Обострение чувств
– А что собираешься?
– Как – что? – мило улыбнулась девушка. – Бороться.
Три часа спустя, когда рассвет уже нехотя светлил восток, а весенние птицы пока неуверенно, но начинали свой щебет, Димина «Мазда» въезжала в ворота дачи в Абрамцеве.
Здесь головокружительно пахло пробуждающейся землей. В густом утреннем тумане едва был виден дом. Бетонные дорожки уже высохли, но на влажной земле еще там и сям лежали пласты нерастаявшего снега.
Дача принадлежала полковнику Ходасевичу, Таниному отчиму. «Даже если нас там найдут, – заявила Садовникова, когда друзья размышляли, где им укрыться, – мы всегда сможем отбиться».
По дороге они закупили продуктов в круглосуточном супермаркете, ведь неизвестно, сколько дней придется сидеть в убежище. Пока ехали, обсуждали, кто и почему мог желать им смерти – им обоим. В том, что заказали одновременно и Таню, и Диму, крылась главная странность. У них не было ни общих интересов, ни общего бизнеса. Они не делили друг с другом ни кров, ни постель (единственный раз больше десяти лет назад – не в счет).
– Если мы поймем, за что нас хотят убить, – только тогда и разгадаем, кто этого хочет, – задумчиво произнесла Таня.
– Обратное утверждение также верно, – откликнулся вечный насмешник Дима. – Определим кто– узнаем за что.
Он не отрывал глаз от дороги. На вечно загруженном Ярославском шоссе сейчас, перед рассветом, можно было пронестись с ветерком, и журналист не преминул воспользоваться этой возможностью: стрелка спидометра плясала в районе ста пятидесяти километров в час.
– Ты не гони давай, а то киллеров без работы оставишь, – слегка сварливо заметила Садовникова. Однако ей и самой нравилась быстрая езда, как нравилось все рискованное.
Полуянов хохотнул, показывая, что оценил шутку, и предложил:
– А давай устроим… этот… как его звать по-русски… В общем, «брейн-сторм».
– Мозговой штурм?
– Во-во. Принимаются любые идеи, даже самые фантастические. И критиковать их запрещено.
Тане предложение спутника понравилось.
– О’кей. Начали?
– Насколько я понимаю, – глубокомысленно заметил Дима, – убийства совершаются, во-первых, из-за денег, во-вторых, из ревности и, в-третьих, из чувства мести. Ну, бывают еще, как пишут в протоколах, из личных неприязненных отношений – это когда по пьянке бьют сковородкой по голове. Но последнее явно не наш случай…
– Давай не отвлекаться.
– Давай друг друга не критиковать. Мы ж договорились! Может быть, дело в деньгах? – предположил журналист. – Ты только не обижайся, но… Кто наследует в случае твоей смерти?
– Мама. И еще отчим, Валерий Петрович. Я на него на всякий случай завещание оставила. А то ведь со мной, при моем рисковом характере, всякое может случиться.
– Ну, вот тебе и мотив, – легкомысленно откликнулся Полуянов. – Мама-то точно тут ни при чем, но вот наследство, твой отчим… Кажется, он эфэсбэшник? Значит, у него есть контакты в криминальном мире. Вдруг он решил тебя заказать?
– Ты ври, да не завирайся! – отбрила Татьяна.
– Та-анечка… – укоризненно протянул молодой человек. – Мы ж договорились: никакой критики.
– Хорошо, – дернула плечом девушка. – А кто наследует в случае твоей смерти? – И добавила, в отместку за отчима: – Ты со своей козой, библиотекаршей Надей, уже расписался – или по-прежнему во грехе живете?
Но журналиста пронять такими булавочными уколами было сложно.
– Во грехе, Танечка, во грехе… Да и потом, какое с меня наследство? Я с моих публикаций и рубля не накопил.
– Как не накопил? Квартира-то есть?
– Даже две, моя и бывшая мамина, – кивнул Дима, вглядываясь в дорогу впереди. Он вдруг скинул газ, «Мазда» теперь ползла с совсем уж черепашьей скоростью. Пояснил: – Здесь вечно гаишники с радарами прячутся.
– Две квартиры – это как минимум пол-лимона зеленых, – заметила Таня, продолжая денежную тему. – А если не библиотекарша твоя – кто их тогда наследует?
– А ведь и вправду… – задумчиво потер лоб Полуянов. – Есть ли у меня наследники-то? Я же один как перст. Из родственников – никого. Правда, у покойной мамы был двоюродный брат… Живет, кажется, в Калуге… И у него есть дети… Вроде бы двое… Но связь с ними давно потерялась…
– Вот видишь! Значит, могло быть так: дети достигли совершеннолетия, узнали, что в Москве у них богатый троюродный брат, вот и заказали тебя. Чтобы жилье в столице заиметь.
– Версия хорошая, богатая, – похвалил Дима. – Но при чем здесь ты? Разве только предположить, что мои гипотетические троюродные сестры с твоим отчимом в заговор вступили. – Это была маленькая месть Тане за «козу библиотекаршу».
– Да, веселые дела… – протянула Садовникова. – Значит, надо искать, что нас действительно объединяет.
– А нас с тобой не объединяет практически ничего, – проговорил журналист. И через секунду добавил: – К сожалению… – И положил руку Тане на коленку.
– Убью сама, – сквозь зубы бросила Татьяна и скинула его руку. – Мы с тобой просто старые друзья и ничего больше! Ясно?
– Да куда уж яснее, – хмыкнул Полуянов.
По лицу его было видно, что он вряд ли оставит свои попытки, и в голове у Тани мелькнула совсем уж завиральная мысль («брейн-сторм» раскрепостил сознание!). «А вдруг всю эту историю Дима сам придумал, чтобы побыть-пожить со мной вдвоем? Совсем наедине?» Но девушка сразу ее отбросила, как исключительно дурацкую: у Полуянова достанет смелости (вот уж чего у него через край!) начать ухаживать за ней напрямую, без обиняков.
– Хотя нет, я не прав, что нас совсем уж ничего не объединяет. – Дима сделал вид, будто обиделся. – Я тебя регулярно с Новым годом поздравляю. И с Восьмым марта.
– Ага, по электронной почте, – кивнула Татьяна. А про себя мстительно подумала: «И ни одного подарочка или цветочка – за десять лет!»
– Кстати, ты у меня на «френдс-ру» висишь, – продолжил приятель. – То есть в друзьях, между прочим. И фотка твоя у меня там есть – та самая, где мы в обнимку на аэродроме.
– Ну конечно, виртуальная дружба – самая крепкая в мире, – саркастически заметила Садовникова.
– И я тебя, – перечислял Дима, – всегда на наши корпоративы газетные приглашаю. Только ты не пришла ни разу.
– Я тебя тоже на Новый год к нам в агентство звала. Но ты как к стажерше Илоне приклеился, так и не замечал вокруг ничего…
– Ох, грудь у нее была замечательная… – мечтательно протянул журналист. И спохватился: – У тебя тоже, конечно, хороша…
– Слушай, хватит, а? – всерьез обиделась Татьяна. – Ты что, поднял меня в три утра, чтобы я твои скабрезности выслушивала?
На самом деле не Дима в ту ночь разбудил ее. За полчаса до его звонка блямкнула эсэмэска. Писал изгнанный месяц назад исключительно ревнивый возлюбленный Миша Беркут. Сообщение оказалось невнятным и противным – как и все, в последнее время исходящее от Беркута: «Предупреждаю, причем крайний раз: ты на всю жизнь должна быть рядом со мной!!» На это письмо, как и на десяток других Мишиных посланий, Татьяна не ответила. Ей вообще хотелось поскорей и напрочь вычеркнуть из своей памяти все, что было с ним связано.