Николай Советов - В изгибе развития
Отец Ник Лова был музыкантом. Он играл на электронных инструментах, когда музыкант одновременно являлся и соавтором композиции, с помощью машины оформлял мелодию в новом звучании. И в этом виде искусства отец Ник Лова и завоевал известное признание у любителей музыки.
Естественно, способности маленького Ник Лова с раннего детства в первую очередь были опробованы в областях инженерной биологии и музыки, но испытательные аппараты указали на склонность ребёнка к абстрактно-теоретическому мышлению. Поэтому он сначала пошёл в школу с математическим уклоном, затем получил высшее образование по кибернетике, после чего был принят в Академию Космонавтики.
Опыт подсказал: в Дальний Космос надо отправлять либо супружеские пары, либо совсем молодых людей обоего пола: в полёте они при желании могли завести семью. Ведь сверхдальние полёты в Космосе иногда не заканчивались в течение жизни одного поколения космонавтов. В качества младшего кибернетика, как лучший из многих претендентов, оказался и Ник Лов.
Экипаж «Земли XXVI» состоял из шестидесяти пяти человек. Шестьдесят человек взрослых и пятеро детей в возрасте от нескольких месяцев до шести лет. Из восьми супружеских пар лишь одна имела ребёнка, родившегося на Земле. Остальные дети родились на звездолёте. Весь экипаж — люди хорошо развитые, физически здоровые, хотя возраст взрослых колебался от двадцати трёх до семидесяти лет. К числу старших относился Мит Эс — командир экспедиции, опытнейший космонавт и учёный с мировым именем в области астрономической физики, который уже побывал в дальних полётах.
— Наш звездолёт — это ещё и машина времени, устремленная в будущее. Время в полёте, как вы знаете, течёт медленнее, чем на оставленной Земле, — с грустью в голосе сказал перед вылетом Мит Эс, знакомя Ник Лова и нескольких других космонавтов со своим внуком. Внук Мит Эса, представительный старик, более чем ста лет от роду, недавно ушедший от дел, прилетел специально, чтобы проводить своего более молодого деда и проститься с ним, теперь уже навсегда.
— Шутки теории относительности, — печально произнёс старик, глядя на космонавтов. — Не оставляйте на Земле своих потомков, ибо, когда вы вернётесь, релятивистская разница по времени огорчит и вас, и тех, кто вас дождётся.
Мит Эс по праву считался космонавтом номер один на звездолёте. Он умел убеждать и приказывать; был собран, серьёзен. Хотя всё это не затмевало приветливости его характера. Мит Эс мог пошутить и посмеяться, рассказать весёлую историю и сам охотно отзывался на шутку. Несмотря на свои семьдесят лет, Мит Эс не только не считал себя стариком, но и не подавал никому ни малейшего повода так думать о себе. Лишь спокойствие и неторопливость в принятии решении, ровное без лишних эмоций, отношение к другим людям отличали его от более молодых членов экипажа. Ну а здоровье Мит Эс имел отличное. Ник Лову редко удавалось превзойти Мит Эса во время соревновании, которые часто устраивались на корабле. В беге же на длинные дистанции, по большому кольцу звездолёта, Ник Лов явно отставал: Мит Эс чаще всего финишировал первым. Здесь соперничать с ним мог только звездный штурман Лос Тид. Тоже немолодой, но сильный и отменного здоровья, первый заместитель командира Лос Тид был на корабле одним из немногих, кто мог соревноваться с Мит Эсом в таких забегах. Что же касается Ник Лова, то он чаще оказывался где-то в конце первой десятки бегунов. Зато в мужских состязаниях, которые сочетали в себе признаки и приёмы известных в древности народных видов борьбы и которые Ник Лов очень любил, он часто выходил победителем.
Освобождаясь от цепкой дремоты долгого сна, Ник Лов вспомнил, как проходило последнее, памятное для него, соревнование. Бег вёлся по большой беговой дорожке звездолёта длиной в три с половиной километра, которая опоясывала внутреннюю окружность его тела. Сам звездолёт был подобен тороидальному волчку диаметром в тысячу двести метров и напоминал колесо старинного экипажа, где вблизи «обода» располагались помещения, нуждающиеся в силе тяжести, а в «ступице» с одной стороны размещался коллапс — гравитационный двигатель, а с другой — планетолёт, могущий покинуть корабль и затем вернуться к нему назад.
Ник Лову исполнилось ощущение силы и уверенности в себе, чувство радости жизни, смешанное с волнением, которые он всегда испытывал во время соревнований. Пластиковая беговая дорожка, упруго пружиня под ногами, вела бегунов по зелёному парку, в котором были собраны самые разные земные растения. Невдалеке вились по неровностям рационально подобранного ландшафта прогулочные дорожки, в разных направлениях пересекаемые тропинками.
Значительная часть периферии звездолёта была отведена под такой лесопарк, в котором жили немногочисленные животные и птицы. Искусственные светильники, подсвечивая потолок и воспроизводя меняющиеся краски дня и ночи, создавали впечатление неба над головой. В дополнение к этому специальные перископические системы проводили свет от наружной оболочки звездолёта, освещаемой солнцами, если таковые оказывались вблизи, во внутреннюю часть его. Оттуда этот свет рассеивался по лесопарку, и поэтому его обитатели не были лишены естественного освещения и тепла.
Разумеется, полного природного равновесия в таком маленьком мирке достичь было нельзя. Но тем не менее это помогало людям сберечь живое представление о покинутой ими Земле. Конструкторы звездолёта не без оснований решили, что только в таких условиях длительные, по нескольку десятилетий, полёты могут проходить без больших физических и психических травм для экипажа, населяющего этот маленький мир, отделенный от Земли многими и многими миллионами километров и далью стремительно летящего по релятивистским законам времени.
В том памятном Ник Лову состязании, как и всегда, приняли участие большинство космонавтов, ибо дух дружеского соревнования поддерживался всем укладом жизни корабля. На звездолёте практически не бывало больных. И это объяснялось длительной предысторией борьбы с болезнями на Земле.
Уже около полутысячи лет на Старой Планете действовал закон справедливого генетического отбора, ибо учёные пришли к выводу, что отбирать легче, естественнее и гуманнее, чем вмешиваться в наследственный код человека.
В соответствии с этим законом генетически искаженные линии выявлялись на ранней стадии развития зародыша человека и обрывались, что делало невозможным наследственные болезни. К этому добавилось полное уничтожение большинства возбудителей серьёзных инфекционных заболеваний, и потому люди болели очень редко.
