Роберт Хайнлайн - Число зверя
– Не врите. Я видела, вы моргнули. Все, попались ко мне на крючок. Папа хочет побеседовать с вами о нашей диссертации, а потом предложить вам работу.
– Работу? Ну уж нет! Считайте, что я сорвался с крючка.
– Ах ты, боже мой! Папа действительно обезумеет от досады. Ну пожалуйста, а? Умоляю вас, сэр!
– Вы сказали, что имели в виду различные смыслы слова «сумасшедший». Я что-то не совсем понял…
– А… Папа у меня слегка обезумевший, в смысле сердитый, потому что коллеги не принимают его всерьез. А также обезумевший в смысле полоумный – то есть это коллеги так считают. Они говорят, что его работы – сплошная бессмыслица.
– А они не бессмыслица?
– Я не настолько сильный математик, сэр. Я по большей части вожусь с программами. Куда мне до n-мерных пространств!
Высказывать свое мнение на этот счет мне, к счастью, не пришлось: зазвучало «Голубое танго». Если вы умеете танцевать танго, то вам не до разговоров. Дити умела. Прошла целая вечность чувственного блаженства, пока, строго с последним аккордом, я наконец не вернул ее в исходную позицию. На мой неловкий поклон она ответила глубоким реверансом.
– Благодарю вас, сэр.
– Уф! После такого танго партнерам полагается пожениться.
– Давайте. Я сейчас найду хозяйку дома и скажу папе. Встречаемся через пять минут. Где? У главного входа или у бокового?
Сказано все это было с выражением тихого счастья.
– Да вы что, Дити? – сказал я. – Вы действительно решили выйти замуж за меня? Мы же с вами совершенно незнакомы.
Ее лицо, оставаясь невозмутимым, как бы погасло – и еще у нее опустились сосочки. Она спокойно ответила:
– После этого танго уже нельзя сказать, что мы совершенно незнакомы. Я поняла ваши слова так, что вы предлагаете мне… что вы хотите на мне жениться. Я ошиблась?
Мой мозг лихорадочно заработал, перебирая прошедшие годы, как это бывает, говорят, с утопающими, перед глазами которых проходит вся прожитая жизнь (а откуда, собственно, известно, что у них там проходит перед глазами?): тот дождливый денек, когда старшая сестра моего приятеля приобщила меня к тайнам; то странное ощущение, которое я испытал, когда незнакомая девушка впервые принялась строить мне глазки; то двенадцатимесячное сожительство по контракту, когда вначале мы были без памяти, а к концу нам было без разницы; все те бесчисленные события, которые привели меня к твердому решению не жениться ни за что и никогда.
Я ответил немедленно:
– Вы поняли мои слова правильно. Я сделал вам предложение – в том самом, старомодном значении этого слова. Я действительно хотел бы стать вашим мужем. Но вам-то это зачем? Я не подарок.
Она набрала полную грудь воздуху, ткань платья натянулась, и – хвала Аллаху! – сосочки снова вздернулись.
– Сэр, вы именно подарок – тот, который мне велели доставить, и, когда вы сказали, что нам полагалось бы пожениться – ясно было, конечно, что это всего лишь красивое словцо, но я вдруг почувствовала себя такой счастливой: оказывается, этот-то способ доставить вас мне и нужен! – Она запнулась. – Впрочем, не буду ловить человека на слове и злоупотреблять его благородством. Если хотите, пойдемте в эти ваши кусты. И можете не жениться. Только вот что, – решительно заявила она, – в уплату за то, что вы меня трахнете, – вы поговорите с моим отцом и позволите ему кое-что вам показать.
– Дити, вы дура. Вы же там испортите это прелестное платье.
– Ну и подумаешь! В конце концов, я могу его снять. Возьму и сниму. Тем более что под ним ничего нет.
– Под ним ой-ой-ой что есть!
На это она улыбнулась, но тут же снова нахмурилась.
– Благодарю вас. Ну что, пошли в кусты?
– Да погодите вы! Я сейчас, кажется, поступлю как порядочный человек, а потом буду жалеть об этом всю жизнь. Дити, вы ошиблись. Ваш отец хочет говорить вовсе не со мной. Я ничего не понимаю в n-мерной геометрии. (Откуда у меня эти приступы честности? Вроде бы я ничем не заслужил такой напасти.)
– Папа считает, что понимаете, этого достаточно. Ну, пошли, пошли. Я хочу поскорее увезти папу отсюда, пока он не надавал кому-нибудь по морде.
– Не торопитесь. Я не просил вас ерзать со мной на травке, я сказал, что хочу на вас жениться – но при этом мне хотелось бы знать, почему вы хотите за меня замуж. Вы мне сказали, что от меня нужно вашему отцу. Но я не собираюсь жениться на вашем отце, он не в моем вкусе. Вы-то сами что думаете, Дити? Или тогда оставим этот разговор. (Интересно, я мазохист, да? Там за кустами есть пляжный лежак.)
С торжественным видом она оглядела меня снизу доверху, от штанин моего вечернего костюма до косо повязанного галстука и редеющего ежика на голове – всю стодевяносточетырехсантиметровую орясину.
– Мне нравится, как вы ведете даму в танце. Мне правится, как вы выглядите. Мне нравится ваш рокочущий голос. Мне нравится, как вы виртуозно играете словами: прямо какой-то диспут Уорфа[3] с Коржибским[4] под председательством Шеннона[5].
Она еще раз набрала полную грудь воздуху и закончила почти печально:
– А больше всего мне нравится, как от вас пахнет.
Ну, тут требовалось незаурядное обоняние: полтора часа назад я был чистехонек, просто скрипел весь, а чтобы вспотеть, мне одного вальса и одного танго мало. Но этот комплимент располагал к Дити необычайно – впрочем, в ней все располагало. Большинство девушек не находит ничего лучше, как пощупать ваш бицепс и воскликнуть: «Боже мой, какой вы сильный!»
Я ответил ей улыбкой:
– От вас тоже чудесно пахнет. От ваших духов мертвый и тот восстанет.
– Я не душилась.
– А, ну так, значит, от ваших природных феромонов. Они восхитительны. Идите возьмите свою накидку. У бокового входа. Через пять минут.
– Слушаюсь, сэр.
– Скажите вашему отцу, что выходите за меня замуж. На интересующую его тему я поговорю с ним бесплатно. Я принял это решение еще до того, как вы стали меня уговаривать. Он быстро поймет, что я не Лобачевский.
– Это уже его забота, – ответила она на ходу. – Вы позволите ему показать вам ту штуку, которую он соорудил у нас в подвале?
– Ну конечно. А что это за штука?
– Машина времени.
Глава 2
«Эта вселенная всегда была чокнутая…»
«…И семь громов проговорили голосами своими. И произошли молнии, и землетрясение, и великий град…»
Да, эта Вселенная всегда была чокнутая. Подозреваю, что ее строили по правительственному заказу.
– И большой у вас подвал?
– Средний. Девять на двенадцать. Но он весь забит. Станки, верстаки всякие.
