Роберт Маккаммон - Кусака
К востоку от Качалки лежали плоские, перекрещивающиеся улочки Инферно. Среди приземистых кирпичных зданий центрального, "делового", района лежал маленький прямоугольник Престон-парка с маленькой белой эстрадой, коллекцией кактусов, высаженной городским советом по благоустройству, и белым мраморным ишаком в натуральную величину. Парнишка тряхнул головой, вытащил из внутреннего кармана выгоревшей джинсовой куртки пачку "Уинстона" и прикурил от зажигалки "Зиппо" первую за день сигарету. "Мое вечное идиотское везение, — подумал он. — Прожить жизнь в городе, названном в честь осла". Опять-таки, скульптура обнаруживала изрядное сходство с мамашей шерифа Вэнса.
Выстроившиеся вдоль улиц Инферно деревянные и каменные дома отбросили на песчаные дворы и растрескавшийся от жары бетон лиловые тени. На Селеста-стрит, над стоянкой подержанных автомашин Мэка Кейда, обвисли многоцветные пластиковые флажки. Стоянка была обнесена восьмифутовой изгородью из проволочной сетки, поверх которой шла колючая проволока. Большой красный плакат призывал: "ВЕДИТЕ ДЕЛА С КЕЙДОМ, ДРУГОМ РАБОЧЕГО ЛЮДА!" Парнишка догадывался, что все эти машины до единой собраны из частей краденых автомобилей; самая приличная колымага на стоянке не могла проехать и пятисот миль. Еще Кейд активно снабжал мексиканцев наркотиками. Впрочем, продажа подержанных машин давала Кейду деньги лишь на карманные расходы — свой настоящий бизнес Мэк делал в иной области.
Еще восточнее, там, где Селеста-стрит пересекалась с Брасос, на краю парка, отражая огненный шар солнца, оранжево сияли окна Первого техасского банка Инферно. Три этажа делали его самой высокой постройкой в Инферно, если не считать видневшегося на северо-востоке серого экрана "Старлайта" кинотеатра под открытым небом. Бывало, усевшись здесь, на Качалке, Коди бесплатно смотрел фильм, выдумывая свои диалоги, ерничал, валял дурака словом, проводил время в свое полное удовольствие. "Да, времена и впрямь меняются", — подумал мальчик. Он затянулся и выпустил пару колечек дыма. Прошлым летом кинотеатр закрылся, обеспечив пристанищем змей и скорпионов. Примерно милей севернее "Старлайта" стояло небольшое блочное здание с крышей, похожей на коричневый струп. Парнишка видел, что засыпанная гравием стоянка пуста, но около полудня она должна была начать заполняться. Клуб "Колючая проволока" был единственным заведением в городе, какое еще получало доход. Пиво и виски мощно утоляли боль и обиды.
Световое табло на фасаде банка написало электрическими лампочками: 5:57. В следующий миг надпись изменилась и сообщила температуру воздуха 78 градусов по Фаренгейту. На четырех светофорах Инферно замигал желтый предупредительный огонь, но все они моргали вразнобой.
Мальчик не знал, пойдет сегодня в школу или нет. Возможно, он просто прокатится по пустыне туда, где дорога сходит на нет, или, может быть, наведается в зал игровых автоматов и попытается побить собственные рекорды на "Метком стрелке" и "Пришельцах из галактики". Он посмотрел туда, где за Республиканской дорогой виднелись Средняя школа имени У.Т.Престона и Инфернская бесплатная начальная школа — два низких, длинных кирпичных здания, напоминавших парнишке тюрьму, какой ее изображают в кино. Школы, обращенные фасадами друг к другу, выходили на общую стоянку. За средней школой было футбольное поле, на котором давным-давно выгорела скудная осенняя трава. Ни новой травы, ни новых матчей этому полю было не видать. "Все равно, — подумал мальчик, — престонские "Истинные патриоты" выиграли только два матча за сезон и заняли в округе Презайдио самое последнее место. Так кого это колышет?"
Вчера он прогулял, а завтра, в пятницу 25 мая, старшеклассники учились последний день. Пытка выпускными экзаменами была позади, и мальчика вместе со всем классом ожидало прощание со школой… если он сдаст задание по труду. Значит, на сегодня, пожалуй, стоило сделаться паинькой и отсидеть последние уроки, или хотя бы заглянуть в школу, узнать, что делается. Может, Танку, Бобби Клэю Клеммонсу или еще кому захочется свалить куда-нибудь порычать моторами, а может, требуется вложить ума кому-нибудь из сволочных мексикашек. Если так, он будет счастлив пойти поганцам навстречу, честное слово.
Светло-серые глаза мальчика за завесой дыма сузились. Когда он смотрел на Инферно вот так, сверху вниз, ему становилось тревожно, его охватывали злость и раздражение, словно зудела болячка, которую невозможно почесать. Он решил, что причина в том, как много в Инферно тупиков. В Кобре-роуд, пересекавшейся с Республиканской дорогой и убегавшей на запад мимо оврага, по дну которого текла Змеиная река, было почти восемь миль, но и за городской чертой улица шла мимо все новых и новых свидетельств провалов и неудач: медного рудника, ранчо Престона, немногочисленных старых, доживающих свои последние дни ферм. Набирающий силу солнечный свет не делал Инферно симпатичнее, лишь выявлял рубцы и шрамы. Выжженный пыльный город умирал, и Коди Локетт понимал, что на будущий год к этому времени здесь не останется ни души. Инферно ожидали запустение и забвение — многие дома уже опустели. Их обитатели собрали вещички и отправились на поиски лучшей доли.
С севера на юг, деля Инферно на восточную и западную части, шла Трэвис-стрит. Восточная часть города почти сплошь состояла из деревянных обшарпанных, сколько ни крась, домиков, которые в середине лета превращались в пыточные печи. В западной, где жили владельцы лавчонок и "сливки общества", преобладали дома из белого камня и кирпича-сырца, а кое-где во дворах пускали ростки дикие цветы. Но и этот район быстро пустел: каждую неделю еще кто-нибудь сворачивал дела, а среди чахлых бутонов расцветали объявления "ПРОДАЕТСЯ". В северном конце Трэвис-стрит, на другой стороне заросшей повиликой стоянки, стояло двухэтажное общежитие из красного кирпича. Окна первого этажа были закрыты металлическими листами. Дом этот построили в конце пятидесятых, в годы городского расцвета, но теперь он превратился в лабиринт пустых комнат и коридоров, которые заняли и превратили в свою крепость "Отщепенцы" — компания, где верховодил Коди Локетт. Если после захода солнца на территории "Отщепенцев" ловили кого-нибудь из "Эль куэбра де каскабель" — "Гремучих змей", шайки подростков-мексиканцев — ему или ей можно было только посочувствовать. А территорией "Отщепенцев" считалось все к северу от моста через Змеиную реку.
Так и должно было быть. Коди знал, что мексиканцы затопчут кого угодно, дай только волю. Они перехватят твою работу и деньги, да при этом еще и наплюют тебе же в рожу. А значит, они должны знать свое место и получать по рогам, если переступят границы. Вот что день за днем, год за годом вбивал Коди в голову его папаша. "Эти моченые, — говорил отец Коди, — все равно что псы, которым надо то и дело давать пинка, — пусть знают, кто хозяин".
