Антон Первушин - Дорога к Марсу
Допустим, вы достаточно молоды и сильны, чтобы преодолеть все эти испытания и не сорваться на глазах у психологов. Допустим, вы достаточно восприимчивы и умны, чтобы освоить космическую науку. Но это не означает, что космос у вас в кармане. Еще нужна хотя бы капелька удачи.
То, чему мы не придаем значения в обыденной жизни, может сыграть против вас. Нечаянно сказанное слово, импульсивный поступок, плохое настроение, черная кошка, перебежавшая дорогу – и вы совершаете фатальную ошибку.
Вот почему космонавты суеверны и дрожат над своими «талисманами». Вот почему они десятилетиями соблюдают традиции, воспроизводя ритуалы, которые кажутся профанам смешными: перед стартом смотрят «Белое солнце пустыни», оставляют автограф на двери гостиничного номера, писают на заднее колесо автобуса. Если у того, кто это сделал раньше тебя, полет получился, не побрезгуй, и у тебя тоже все будет хорошо».
– Проверка систем! – громко объявил командир Аникеев.
– Параметры ДУ в пределах нормы, – тут же откликнулся Жобан. – Перерасхода топлива нет.
– УКК в норме, – доложил Булл. – Идем чисто. И с погодой повезло.
– Сплюнь, – посоветовал командир. – Вдруг испортится.
Их слова тоже были данью традиции. Любой из членов экипажа мог следить за состоянием основных систем корабля на индикационных панелях перед собой. Панели эти назывались «транспарантами», хотя на громоздкие световые сигнализаторы, созданные больше полувека назад, совсем не походили. Все-таки космонавтика – очень консервативный вид деятельности. И при этом самый передовой. Парадокс!
– На связи «первые», – сообщил Булл.
– Привет, парни! – раздался в наушниках голос Ивана Серебрякова. – Как ваши дела?
– Нам-то что сделается? – отозвался Аникеев. – У вас как?
– Обещают, что «Дракон» стартует в течение трех часов. Через сутки снимут гарантированно. Вы уже улетите…
– Добро на стыковку и старт пока не получено.
– Получите. Куда вы денетесь?..
Аникеев помедлил с ответом. Даже не видя его лица, Карташов легко мог представить, какие эмоции тот испытывает.
– Переживаешь? – осторожно спросил командир.
– Переживаю, – признался Серебряков. – Сил нет! Все переживают. Майкл ни с кем разговаривать не хочет. Жак каракули рисует в блокноте…
– Еще будут экспедиции…
– Не говори ерунды, Слава! – Голос Серебрякова опасно зазвенел. – Понимаю, утешить хочешь! А смысл?! Думаешь, я совсем идиотик, не знаю, что этот полет, может, первый и последний в столетии?
Карташов внутренне напрягся. Ему почудилось, что сейчас Серебряков в сердцах произнесет слова, которые ни в коем случае нельзя говорить вслед улетающим космонавтам. Но командир «первых» сумел побороть обиду и заговорил намного тише:
– Мы ведь были уверены, удача за нас. И тут, понимаешь, такое… Теперь все вам достанется. Значит, твое шаманство посильнее моего… Ну и пусть! Кто-то ведь должен это сделать. И вы это сделаете, Слава! Верю, что справитесь! А если у вас получится, то, может, еще полетаем?.. Спокойного вам космоса. И счастливого пути!
Серебряков отключился.
Разговор сильно задел Карташова. Он даже вспотел и с ужасом подумал о том, какие пики выбрасывает сейчас его кардиограмма на медицинском мониторе ЦУПа. В терапевтических целях Андрей стал смотреть на открытку-репродукцию и постепенно успокоился.
Да, удача оказалась на их стороне. Еще неделю назад Карташов без колебаний отдал бы правую руку за шанс оказаться в экипаже Серебрякова. Знал, что это невозможно, но теплилась надежда на чудо. Вдруг Жак заболеет в последний момент, подцепит вирус или бациллу, и тогда большим начальникам будет уже не до политики – лететь-то надо, хочешь не хочешь, а дублера за день не подберешь. Выглядело по-детски наивно, да и с чистотой помыслов не все было в порядке, но ведь ничего плохого он, в сущности, и не хотел: Жак – известный ловелас, зачем ему иные миры? Аэлиту он там точно не найдет!..
И вот как повернулось. Полетел бы с Серебряковым – сидел бы сейчас на низкой орбите, грыз ногти, кусал локти. Прав командир «первых», наше шаманство оказалось сильнее. Не зря, значит, Булл везде таскает синий берет. Не зря Аникеев никогда не выпивает в компании с четным числом собутыльников. Не зря темнокожий великан Гивенс вешает над кроватью «ловца снов» и очень не любит, когда при нем чертыхаются. Не зря сам брал на тренировки свой «талисман» – открытку с Фобосом, подаренную Яной…
А ведь Андрей всегда считал себя неудачником. Теперь даже смешно было вспоминать! В первый раз срубился на медкомиссии. Потом все-таки прошел в Отряд, но вылетел после курса общекосмической подготовки с формулировкой «морально неустойчив». И с третьего захода тоже ничего серьезного не светило… А может, просто накопилось «минусов»? Вот они и дали, сложившись, «плюс».
Как там поет Верещагин в «Белом солнце»? «Ваше благородие, госпожа Удача, для кого ты добрая, а кому иначе…»
Впрочем, еще не вечер. Почему-то ЦУП затягивает с разрешением на стыковку. И обратный отсчет тоже не запущен – так ведь можно и из «окна» вылететь. Неужели случилось что-то еще?..
* * *– Я категорически против старта дублеров! – отчеканила Пряхина. – И вы отлично знаете, почему. Да, я утвердила экипаж Аникеева, хотя у каждого из членов этого экипажа были проблемы в прошлом. Но утвердила только для того, чтобы не сорвать наше сотрудничество в целом. Мне казалось, вы понимаете это, мистер Грант. И вы, месье Шуази.
Заместитель директора НАСА и директор Европейского космического агентства переглянулись, вслушиваясь в английскую речь переводчика.
– Отправлять их в полет сейчас – значит заведомо погубить экспедицию! Разве в этом наша цель? Конечно, нам предстоит отчитаться за потраченные деньги налогоплательщиков. Так вот, я уверена, что неисправность разгонного блока всех нас извинит. Лучше признать, что нам потребуется еще какое-то время для подготовки старта, чем отвечать за экспедицию, которая потерпит неудачу.
– Отмененная экспедиция уже потерпела неудачу, – тихо заметил Быков.
– Вы забываетесь, Виктор Андреевич! Вам нужно напоминать о субординации? Или, может, соскучились по лекторской работе? Так я могу поспособствовать…
– Позвольте, мадам Пряхина! – с сильнейшим акцентом сказал Грант.
– Слушаю вас.
– Я не понимаю, как прошлое этих людей может помешать им в выполнении миссии. Если они сейчас на орбите, значит, мы уже поверили в них. И еще. Я должен напомнить, что следующий период, удобный для старта, наступит только через четыре года. К тому времени мы не будем располагать теми ресурсами, которые у нас есть сегодня. Срок эксплуатации «Аресов» подойдет к концу. Межорбитальные буксиры тоже придется заменить. Вы готовы взять на себя такую ответственность перед человечеством? Готовы остановить космическую экспансию на годы, на десятилетия?
