Василий Головачев - Сага о джиннах: Спящий джинн. Кладбище джиннов. Война с джиннами (сборник)
У Игната мелькнула мысль, уж не промахнулся ли он этажом, но прихожая была знакома, гостиная тоже, запахи напоминали ему детство: он был дома.
– Извините, – пробормотал он. – Вы, кажется?..
Девушка вдруг зажала рот рукой и тихонько засмеялась.
– Ой, не узнал! Вот здорово! Здравствуйте, дядя Игнат.
– Привет, – тупо сказал Игнат. – Ну конечно, Дениз!
Это была Дениз Сосновская, которую он помнил тонюсенькой, как стебелек ромашки, светлоголовой, доверчивой девчушкой, большеглазой и серьезной.
Игнат засмеялся вслед за девушкой.
– Низа! Вот это сюрприз! Не узнал, честное слово! Я звонил, думал, мать ответила или кто-то из гостей.
– Это была я. Мы уже неделю гостим у вас.
Они отсмеялись, поглядывая друг на друга сквозь матовое стекло памяти, потом Игнат поднял сумку, которую оставил у порога, достал оттуда пакет, развернул фольгу и подал Дениз букет цветов.
– Это тебе, из оранжереи корабля.
Дениз молча приняла цветы, глаза ее вспыхнули восхищением. Цветы были ярко-алыми, крупными, похожими на пляшущие языки пламени и пахли незнакомо: нежно и тревожаще.
– Какие красивые! Спасибо!
Игнат поймал ее взгляд и хмыкнул про себя: похоже, то время, когда его боготворили, не успело забыться.
Он прошел в свою комнату, бросил сумку на диван, с удовольствием ощущая полузабытые запахи знакомой обстановки. Включил видеопласт, и домашний координатор послушно преобразил комнату в поляну, окруженную березовым лесом. Дениз остановилась на пороге, поглядывая на него из-за букета.
– Садись, – спохватился он, подвигая сумку. Снял карабин и сел рядом, размышляя, ждать ли родителей дома или махнуть к кому-нибудь из них: мать работала в Институте видеопластики, а отец… три года назад, как раз перед полетом, его назначили на пост директора УАСС.
Дениз встретила его взгляд и покраснела чуть ли не до слез. Тогда Игнат начал рассказывать, где был, пока девушка не заслушалась. Наконец он прервал поток красноречия:
– Извини, я могу делиться впечатлениями целый день, а ведь ты, наверное, занята?
Дениз покраснела.
– Готовлюсь к экзаменационной сессии, но… все наоборот, это ты меня извини, что не даю оглядеться. Я поставлю цветы в воду?
– Конечно, только посоли воду.
Дениз вышла.
Игнат встал, прошелся по комнате-поляне, выключил видеопласт, комната приобрела прежний вид. Что-то мешало ему, какое-то давнее воспоминание, будоражащее память. Что-то связанное с Дениз… или с ее братом… не вспомнить, пожалуй. Игнат с досадой щелкнул пальцами, волнение не давало сосредоточиться.
Вошла Дениз.
– Поставила. Ну и красивый же у тебя костюм, дядя Игнат!
Она принялась с интересом рассматривать нашивки, кармашки, ремни и отличительные знаки официала аварийно-спасательной службы.
– Это парадная форма спасателя-безопасника, – ответил Игнат, в свою очередь незаметно разглядывая девушку. – Никогда не видела? Отец же надевал.
Память настойчиво тасовала картины прошлого: как Дениз делилась с ним школьными новостями, плакала на груди, смеялась, сердилась, когда он не принимал ее переживаний всерьез… Но тщетно Игнат пытался вызвать в памяти образ прежней девочки, возникала абстрактная фигурка… светлое пламя волос… глаза с вечным вопросом… и тихий смех… Перед ним же стояла взрослая, оформившаяся девушка, серьезная, естественная в каждом жесте, еще не осознавшая своей привлекательности.
– А это – оружие?
Мысль с переодеванием уже не казалась Игнату удачной. К тому же накатило нетерпение: ждать не хотелось, появилось желание действовать, звонить на работу отцу, бежать, мчаться, лишь бы не ждать. Но он сдержал себя. Взял карабин за ствол и передал Дениз.
– Это «дракон», ракетный карабин с автоматической сменой боя. Ужасно тяжелая и неудобная машинка.
– Машинка? – фыркнула девушка. – Ой, действительно тяжелая! А ты стрелял из него?
Игнат, помедлив, кивнул, закатал рукав куртки и показал на левой руке три длинных белых неровных шрама.
– След так называемой веерной пули. Она рикошетирует от любого предмета, и от нее очень трудно увернуться, особенно когда она расщепляется на десять иголок. Мы не знали, вот и получилось.
Дениз потрогала шрамы и спрятала руку за спину.
Игнат засмеялся, отобрал карабин.
– По твоему лицу легко читать, о чем ты думаешь. Если честно, полет был трудный. Многие из моих друзей были ранены, один погиб, а я… я был осторожен. Ты ждала меня?
Дениз вспыхнула и выбежала из комнаты.
Игнат улыбнулся и стал переодеваться в любимый голубовато-серый костюм, включив сумматор моды. Чувствуя некоторую скованность, он вышел в гостиную, где Дениз строила замок впечатлений от их встречи. Неизвестно от чего оба смутились, хотя Игнат отметил этот факт для себя с изумлением, он протянул девушке ажурный браслет удивительно тонкой работы из голубого металла.
– Мы нашли целый сейф таких безделушек. Красивый, правда?
– Очень!
Браслет был холодным и тяжелым, и Дениз удивленно подняла взгляд, в котором смешивались радость, и смущение, и еще что-то, чему Игнат не мог сразу подобрать названия, но что радостным толчком отозвалось в сердце.
– Браслет из чистого осмия, – пояснил он. – Два века назад он стоил баснословно дорого.
– Но ты, наверное, вез его для мамы…
– Не беспокойся, маме тоже есть подарок.
Он помог Дениз нацепить браслет, и в это время в прихожей чуть слышно всхлипнул дверной автомат.
Игнат выскочил в прихожую – это пришла мама…
Витольд Сосновский
стажер отдела безопасности УАСС
Игнат, прищурясь, смотрел на утреннее солнце, застрявшее в ажурном перекрытии террасы, а я смотрел на него. Внизу под нами дымился и плавился сааремский пляж, продавленный обилием человеческих тел. И это называется пятница, обычный рабочий день…
Игнат искоса посмотрел на меня и неожиданно подмигнул:
– Может быть, лучше позагораем?
– Издеваетесь, инспектор? – вздохнул я в ответ.
Игнат оценивающе прошелся взглядом по моей фигуре, отчего я невольно втянул живот.
– Похвально, варяг, на попятную и правда идти поздно.
Я пожалел, что уговорил Игната поехать с утра сюда. Самолюбие, видите ли, взыграло! Надо мне было затрагивать эту тему… Теперь доказывай, что ты не верблюд… а осел!
Игнат повернулся и пошел к эскалатору, а я смотрел, как он идет. Ноги Игнат ставил так, будто при каждом шаге пробовал ступней зыбкую почву и, только убедившись в прочности земли, переносил тяжесть тела на всю ногу. Раньше я никогда не видел у него такой походки, а может, просто не присматривался. Три года назад, перед тем как он улетел в свою долгую командировку, мне было шестнадцать, и ценил я в то время в своем старшем друге такие качества, как сила, ловкость, реакция. Я, конечно, и сейчас ценю эти качества, но теперь они не кажутся мне главными… Через десять минут мы вошли в гулкий, прохладный и почти пустой эллинг виндсерферов, разделенный надвое каналом.
