Сергей Лукьяненко - Осенние визиты
Когда-то мужчина работал во втором коридоре подземного центра. Отсиживая по двенадцать часов в почти такой же комнате, он занимался очень странным делом: размышлял, не запущены ли американские или китайские ядерные ракеты в сторону России? Однажды он почувствовал — болезненно ясно, почти увидел, как из льдистой серой воды выпрыгивают титановые туши «Поларисов», зависают, танцуя на огненном столбе, и медленно отправляются в свой последний путь. Глотая ставший колючим воздух он выбежал из комнаты.
ПАРАГРАФ ПЕРВЫЙ: В СЛУЧАЕ ПРЕДВИДЕНИЯ…
и заорал на дежурного за обитым жестью столом,
А ЕСЛИ ОШИБКА? ЕСЛИ БЫ ОШИБКА… ТОЛЬКО БЫ ОШИБКА…
спеша успеть, хотя что можно было сделать, если он увидел случившееся?
Дежурный, вылавливая телефонную трубку, медленно бледнел. И вдруг эспер почувствовал, как его отпускает,
РАКЕТЫ УЖЕ НЕ ВЫПРЫГИВАЛИ ИЗ ВОДЫ, ЗАТО НА РЕБРИСТОМ СТАЛЬНОМ ПОЛУ ЛЕЖАЛ ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА В ЧУЖОЙ ВОЕННОЙ ФОРМЕ, И КРОВЬ ТЕКЛА ИЗ ПУЛЕВОГО ОТВЕРСТИЯ В ВИСКЕ
как будущее, не успев случиться, становится лишь возможным.
Потом его отпаивали коньяком, а поднятые с постелей коллеги пытались прощупать еще хоть что-то. Почти месяц он ходил, ожидая решения руководства о своей профпригодности. Это был очень долгий месяц, пока разведка вылавливала крохи сверхсекретной информации о сошедшем с ума американском адмирале…
Эспера повысили в звании, отправили с семьей в санаторий и премировали — очень крупной суммой.
Работать в группе предупреждения ракетного нападения он после этого не смог. Уж слишком четко помнились серые конусы обтекателей, выныривающие из вспененной воды. Ему предлагали перейти в группу предупреждения промышленных катастроф
ДА, ЧЕРНОБЫЛЬ РЕБЯТА НЕ УВИДЕЛИ, НО ЧЕРНОБЫЛЬ ДОЛЖЕН БЫЛ БЫТЬ ЛИШЬ ТРЕТЬИМ В РЯДУ АТОМНЫХ АВАРИЙ
или в группу социальных конфликтов. Но он выбрал самый новый сектор — «пси», группу общепланетарных опасностей.
Какие опасности они должны были предугадывать — никогда четко не формулировалось. Как говорил один из эсперов — от землетрясения на Тайване до угасания солнца… Но пока, за два года работы, никаких предупреждений отдел выдать не смог.
Устроившись поудобнее — дежурство будет длиться шесть часов, эспер уже не в первый раз подумал о том, что отдел «общепланетарных опасностей» был даже не данью политической моде, как он решил вначале — какие, к черту, общечеловеческие ценности в их организации? а просто синекурой для отработавших эсперов. Те, кто, подобно ему, переживали яркий «прокол реальности», нормально функционировать уже не могли. Психика подводила, то подкидывая ложные предвидения, сотканные из воспоминаний, то старательно не замечая настоящих опасностей. Но пенсии у эсперов не существовало. Вывести людей из штата, но сохранить при этом охрану и наблюдение за ними в полном объеме — этого не тянул даже бюджет «пси». Вот и был изобретен новый сектор, безобидный и непритязательный.
Одна свеча догорала. Мужчина затушил фитилек — легкая струйка дыма уплыла в вытяжную решетку, пошарил в столе в поисках новой свечи. Никто не знал, почему электрическое освещение, металл, пластмасса гасили экстрасенсорные способности. Это было принято как аксиома, и…
ТЯЖЕСТЬ В ВИСКАХ
помещения эсперов оборудованы…
ПЛАМЯ, ПЛАМЯ ПЕРЕД ГЛАЗАМИ, ОГОНЕК НА СВЕЧЕ ВЫРОС В ЦЕЛЫЙ ФАКЕЛ, ЧТО СО МНОЙ?
Что со мной?
ПРОКОЛ
Он вдруг увидел — увидел так ясно, что знаменитый, снискавший ему славу прокол с «Поларисами» стал лишь бледной акварелью на фоне многоцветного пейзажа. Он увидел лица — только лица. Шестеро…
И за ними — смерть.
Мужчина не успел выйти из-за стола, повалился лицом в теплый воск потушенного огарка. Остановилось сердце — просто сжалось, и не захотело разжиматься. Словно решило — хватит.
Боли не было. Эспер сползал на пол, а перед глазами мелькали картины — будущее, за которым он был поставлен надзирать, которое должен был предотвратить.
Даже умирая, в те секунды, пока лишенный кислорода мозг продолжал жить, он пытался понять, что же наполнило его этим запредельным ужасом, имя которому — смерть.
Он понял.
И умер с сознанием человека, которому повезло, который — пусть и дорогой ценой — успел спастись.
Анатолий Владимирович Шестаков, подполковник, никогда не одевавший формы, тридцатисемилетний эспер, которого по традиции «пси» никогда не звали по имени, лежал в деревянной комнате глубоко под московскими улицами и улыбался.
Догорела вторая свеча, и сумрак раздвинул стены, делая комнату просторной и торжественной.
Потом, замигав, сжался в искру фитилек третьей свечи. И наступил мрак, в котором не было ни размеров, ни времени, ни страха.
1
Человек, полчаса простоявший на холодной лестничной площадке между двумя этажами, спиной к решетчатой шахте лифта, обычно имеет для этого основания. Он может быть основательным и неторопливым курильщиком, запасающимся никотином на ночь, может забыть ключи и ожидать опаздывающую супругу, может вылавливать должника.
Илья Карамазов не курил и никогда не был женат. В какой-то мере к нему подходила лишь третья причина. Глядя на ровную темно-голубую краску стен, он ждал терпеливо и безучастно. Временами он прикрывал глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.
Может быть, так оно и было.
Минуты текли неторопливо, и мало кто выдержал бы, не меняя ни позы, ни выражения лица. Но у Ильи был богатый опыт таких ожиданий. Он лишь изредка переминался на месте, а однажды поежился, резко передернув плечами. Осень была холодной и затяжной.
Где-то вверху хлопнули тяжелые двери, и он слегка подобрался. Гулкие шаги на площадке, тишина, клацанье включившегося лифта. Илья вновь расслабился.
Работа не терпит суеты.
Когда шаги послышались снизу, лицо Ильи приобрело любопытное, почти по-детски нетерпеливое выражение. Он ждал шума поднимающегося лифта — но моторы молчали. Прекрасно. Его клиент никогда не упускал возможности подняться на второй этаж пешком. Ежедневный моцион бизнесмена, слишком ленивого и немолодого, чтобы играть в теннис…
Илья достал из глубокого кармана плаща «ПМ» и сдвинул предохранитель. Плавно сместился вдоль лифтовой шахты, так, чтобы сквозь решетку видеть дверь девяносто второй квартиры. Приятно работать в больших домах — это очень здорово, что у тех, кто имеет средства на собственные особняки, до сих пор развито стремление «не выделяться».
На лестнице показался человек — серый плащ, почти такого же покроя, как у Ильи, с удобными большими карманами, короткая стрижка. Карамазов замер в спасительной полутьме подъезда. Этот почувствует любое движение. Этот — достойный соперник. Азарт колкими искрами пробежал по телу.
