Александр Абрамов - 02-Всадники ниоткуда (Сборник)
— Рад?
— От радости кричат или молчат. Потому и молчу. Думаю. Надо будет найти то место, где мы с тобой «приземлились» у океана, близ песчаных дюн. Помнишь?
— Отлично помню. Ты еще спрашивал меня, что за кустарник. А когда поедем?
— Сегодня после обеда. Нужно выяснить расписание.
— Поезд отходит в три десять, в половине девятого мы будем уже в Вудвилле, а «Гек Финн» отплывает в полночь.
— Откуда ты все это узнал?
— Какой же я был бы репортер, если бы не знал расписания. Мы и билеты можем заказать в отеле.
— Лучше на вокзале. Чтоб никто не заинтересовался нашим отъездом. За номер уплачено, ничего с собой не возьмем.
— Думаешь, в Крыму очутимся?
— Убежден.
— У твоей машины?
— Надеюсь.
— Ты даже запереть ее не догадался.
— Полагаю, не увели. Мы тут почти три месяца, ну а там несколько часов прошло, не больше.
— Что-нибудь захватим на память?
— Зачем? Не поверят — ни у вас в Штатах, ни у нас. Наука, мой милый, не любит чудес. Фотоснимки сочтут инсценировкой, газеты — подделкой, а всю нашу историю — мистификацией. Еще к психам угодишь, если будешь настаивать.
— В Штатах могут поверить.
— Кто? Мистики? Кретины? Не для серьезного разговора эта история.
Мартин явно расстроился и затих. А я задумался. Все-таки чужие мы здесь, хотя мне порой и кажется, что я уже привык и к скрипучим фиакрам, и к бальзаковскому «Омону», и к имбирному пиву в сенатском баре. Но жить в прошлом не хочется: обогнали мы этот мир на столетие.
Чтобы повидать напоследок Донована, я отправился в клуб.
К обеду я опоздал. В ресторане было немноголюдно — депутаты и журналисты мотались по избирательным участкам, пресс-конференциям и митингам в парках. Уэнделл, как мне сказали, уехал на биржу, а Стила я нашел в курительной. Он сидел в кресле, один в пустой комнате, курил сигару и пил содовую воду мелкими глотками: его мучила послеобеденная изжога. Сенатор выглядел бодрее, чем в больнице, и глаза смотрели не отчужденно.
— Хочу обнять вас, Ано, — поднялся он с кресла, — вы сделали для меня больше, чем кто-либо и когда-либо в жизни. Мне стыдно смотреть вам в глаза, но я бы отдал ему все мои голоса, чтобы спасти Минни. Я — трусливый старик, ничтожество. Если бы не вы… — Стил отпустил мои плечи и сел, прикрыв лицо сморщенной рукой. — Как вы победили его, Ано?
— Не победил, а убедил, что так будет лучше.
— Таких нельзя убедить.
— Я разговаривал с ним на его языке.
Стил больше не спрашивал.
— Я все-таки подаю в отставку, — печально сказал он.
— А голоса?
— Отдам Уэнделлу, а часть вам.
— Не понимаю. Я же не кандидат.
— Ну, Доновану. Мне известны ваши политические симпатии.
— Только пусть он не знает, почему вы это делаете.
— Обещаю.
— Спасибо, Джемс. А теперь простимся. Поклон Минни. Я ухожу.
— Совсем?
— Совсем. Не огорчайтесь, Джемс. Это должно было случиться. Я ведь случайно здесь и не по своей воле.
— И Мартин с вами?
— И Мартин. Он не зашел к вам, чтобы не тревожить Минни.
— Может быть, так и лучше.
— В кафе «Жюн» она его не разглядела. А спасал он ее вместе со мной. Это я вам говорю, не ей. Ее убедите в том, что Мартин тоже только случайность.
— Что ж, не судьба, — горестно вздохнул Стил.
Он уже глядел в сторону, куда-то мимо меня, так что я незаметно, не прощаясь, смог выйти из комнаты.
Донована я увидел в баре, куда он забежал на минутку: выпить кружку любимого имбирного пива — промочить горло, охрипшее от речей и приветствий.
— Как успехи, Биль?
— Порядок! — Он сиял. — Правда, в Майн-сити пока не был, но в привокзальном районе — хорошо. Наши идут впереди. Думаем увеличить число мест в сенате с пяти до восьми.
«Больше, Донован, больше! Ведь ты еще не знаешь о судьбе голосов, поданных за Стала».
— Есть уже планы на будущее? — спросил я.
— Много. Будем бороться за признание ассоциации партией. Численность позволит нам это. А к первому же заседанию готовим билль о едином профессиональном союзе.
— Я бы предложил разработать и билль о рабочих школах. Нужно собрать по крохам все — изданное когда-то или переписанное, — что познакомит рабочего с основами социализма.
— Это запрещено лет сорок назад.
— А вы добейтесь отмены запрета.
— Ты говоришь со мной так, как будто мы видимся в последний раз.
— Возможно. Я ведь землепроходец в отпуску, романтик новых земель. И отпуск уже кончается.
— Не разыгрывай. Кстати, что случилось с Мердоком? Об этом столько разговоров в Городе. Ход в какой-то новой игре или просто неуверенность в своих силах?
— Может быть, и то и другое, Биль.
Выходя из подъезда клуба, я заставил себя внимательно оглядеться, нет ли поблизости терпеливо ждущих «стреляющих» фиакров или праздношатающихся парней, похожих на «пистолетников». Ничего подозрительного не было.
Все это закончилось еще вчера, до вудвилльского поезда. А сейчас мы подходим к пристани Сильвервилля и, протискиваясь сквозь толпу пассажиров, бежим к газетному киоску, чтобы узнать результаты выборов.
Все бюллетени, поданные за реставраторов, признаны недействительными. Неизвестно, сколько голосов собрал бы Мердок, если бы не распустил ассоциацию и не снял с выборов ее кандидатов. Поданные же бюллетени не обеспечивали ему и одного места в сенате.
Стил объявил о своей отставке и отдал из полумиллиона полученных им голосов две трети Уэнделлу и треть Доновану. Таким образом, популисты и трудовики добились еще по нескольку мест.
В результате шестьдесят два места в сенате распределились так.
Абсолютное большинство — тридцать два голоса — оказалось у популистов. Из оставшихся тридцати мест шестнадцать досталось трудовикам, десять — «джентльменам» и только четыре — церковникам.
— С кем же будет блокироваться Донован? — интересуется Мартин.
— Его охотно поддержат все популисты, прошедшие в сенат с помощью голосов беднейших слоев населения. Раскол среди популистов — необратимый процесс, он продолжится и на скамьях сената. Будет еще немало вариантов, типичных для многопартийной парламентской демократии, но левые в конце концов образуют свое правительство. Мердок тоже будет ждать своего часа. Диктатором ему не бывать, зато у него есть газета и деньги. Вероятнее всего, такой и понадобится потерявшим голоса «джентльменам». Пусть нувориш, но кому-то надо играть и нечистыми картами. Здешние аристократы, мой милый, далеко не безгрешны.