Ежи Жулавский - Победитель. Лунная трилогия
Лицо его с невысоким лбом на первый взгляд казалось тупым и — неприятным. Однако, когда Лахец лучше присмотрелся к нему, ему пришло в голову, что этот человек не может быть только рабочим… Он стал обращать внимание на то, что тот говорит.
— Грабец, — говорил Юзва, опершись кулаками о стол, — неужели вы думаете, что я затем стал рабочим и десять лет жизни отдал отупляющей работе фабрики, чтобы сегодня исполнять чьи-то желания? Послушайте меня, Грабец, мне наплевать на чье бы то ни было благо, утопий я не пишу, о будущем человечества не мечтаю. Я только знаю, что необходимо, чтобы иногда наверху было то, что целыми веками находилось внизу, чтобы подземный огонь выбросился наружу… Что будет завтра, завтра покажет.
— Однако вы не отказываетесь идти со мной? — спросил Грабец.
По широким губам Юзвы пробежала усмешка.
— У меня нет причины отказываться, — ответил он. — Пока у нас общая цель. Но вы хотите нас, варваров, как думаете в душе, использовать в качестве орудия, но я смеюсь над этим и над вами Самое лучшее — выяснить все до конца. По вашему убеждению, победой, одержанной с нашей помощью, воспользуетесь вы, мудрецы, ученые, артисты и тому подобные. А я заявляю вам, что не мы вам, а вы нам потом будете служить, если нам, конечно, придет охота воспользоваться тем, что вы можете дать.
— Время покажет. Мы не собираемся использовать вас.
— Собираетесь. Но это не имеет значения. Вы правы: время покажет. А пока не о чем говорить. Теперь и вам, и нам нужно только одно: уничтожение того, что есть, этого развращенного общества, переворот. Мы пойдем вместе… Развалины останутся там, где мы пройдем, пепелища и кровь.
Лахец слушал затаив дыхание, какие-то новые мысли, подобные крепкому вину, ударили ему в голову.
III
Был полдень, когда самолет Яцека, возвращающегося от лорда Тедвена, опустился на площадку на крыше его дома в Варшаве. Яцек быстро вскочил с сиденья и, вызвав механика, чтобы тот занялся машиной, сбежал по лестнице вниз. Его охватило странное беспокойство, которого он не мог объяснить: ему срочно нужно было в лабораторию — ему казалось, что за время его отсутствия там что-то произошло…
Эта мучительная мысль пришла ему в голову во время обратного пути, когда высоко в воздухе он еще искал глазами на горизонте родной город. С той минуты он летел с сумасшедшей скоростью, самой большой, на которую был способен его самолет. Вращение винта, рассекающего воздух, соединялось с неумолкаемым свистом ветра; Яцек был вынужден надеть на лицо кислородную маску, чтобы в таком сумасшедшем полете иметь возможность дышать… Кровь стучала у него в висках.
Он ощутил некоторое облегчение, когда увидел, что его дом стоит невредимый на прежнем месте.
В большом, застланном светлыми асбестовыми коврами вестибюле, у дверей лаборатории, он встретил служащего, который, услышав шум его самолета, выбежал из дальней комнаты.
— Что слышно?
— Ничего нового, Ваше Превосходительство. Мы ждали вашего прибытия.
Яцек поискал в кармане, где находился ключ от его лаборатории.
— Никто меня не спрашивал?
— Нет. В течение этих двух дней не было никого.
— А посланцы с Луны?
Слуга усмехнулся.
— Все нормально. Только этот растрепанный…
Он замолчал.
— Что такое?
— Ваше Превосходительство приказали исполнять все их пожелания. Этот растрепанный постоянно отдает распоряжения. Но с ними невозможно справиться. При этом он говорит на каком-то странном языке, в котором очень мало польского, и сердится, что мы его не понимаем.
Махнув рукой, Яцек отослал лакея и, отложив на потом встречу с карликами, вложил ключ в таинственный замок. Несколько оборотов и нажатий — и двери распахнулись в обе стороны, открывая за собой темноту. Металлические ставни на окнах были закрыты; Яцек поискал рукой кнопку и, вложив в отверстие пониже ее маленький ключик, нажал. Волна света хлынула через открывшиеся окна, слепя его.
Быстрым шагом он прошел первый круглый кабинет, в котором обычно работал за столом, и, отворив еще одну металлическую дверь, спрятанную в стене, через узкий коридор попал в свою личную лабораторию, которая соединялась с миром только одним этим входом.
Остановившись на пороге, он невольно вскрикнул.
Над прибором, в котором заключалась страшная тайна его изобретения, неподвижно сидел склонившийся человек… Одним прыжком Яцек оказался возле него. Человек медленно встал и повернулся.
— Ньянатилока!
Он взглянул в лицо буддисту, а потом, даже не спрашивая, как он проник сквозь запертые металлические двери и окна, склонился над прибором… Один из проводов, по которым проходил электрический ток, был оборван. Яцек посмотрел на стрелку циферблата, фиксирующего напряжение, — и помертвел! Провод был оборван именно в ту минуту, когда ток по необъяснимой причине усилился до такой степени, что прибор мог взорваться… Еще одна доля секунды, и не только его дом, но и весь город превратились бы в груду развалин на изрытой земле.
— Опасности больше не существует, — сказал индус, улыбаясь. — Провод оборван.
— Это ты сделал?
Ньянатилока ничего не ответил. Он взял Яцека за руку и медленно повел его в кабинет. Ученый послушно, как ребенок, шел за ним, не в состоянии мыслить. Какой-то хаос царил у него в голове; он просто боялся спрашивать Трижды посвященного, что произошло, настолько ему все казалось невероятным.
Только через какое-то время, уже сидя в удобном кресле перед своим столом, он очнулся от этого ошеломленного состояния и начал смотреть на Ньянатилоку, как будто пробудившись ото сна, широко раскрытыми глазами. Ему хотелось вытянуть руку и прикоснуться к его бурнусу для того, чтобы убедиться, действительно ли этот человек стоит перед ним, но какой-то стыд удерживал его от этого…
То ли Ньянатилока заметил начало его движения, то ли прочитал его мысли…
— Неужели ты думаешь, — сказал он, — что прикосновение значит больше, нежели взгляд? Ведь ты видишь меня.
— Откуда ты взялся здесь?
— Не знаю, — совершенно искренне ответил индус.
— Как это не знаешь? Ведь это невозможно! В ту минуту, когда я запирал лабораторию, два дня назад, в ней никого не было, я это точно знаю…
— Еще вчера я был на Цейлоне в обществе моих братьев…
— Ньянатилока! Сжалься надо мной! Скажи правду!
— Я и теперь говорю правду. Сегодня — час или два назад, молясь, я почувствовал вдруг, что в твоей лаборатории происходит что-то страшное. Но, несмотря на величайшее усилие, я не мог понять, что это такое, поэтому не мог остановить катастрофу на расстоянии, и почувствовал, что нельзя терять времени.
