Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)
8. ТРЕВОГА
Когда мы находились в пути уже пятьдесят три дня и до Ганимеда оставалась всего неделя, капитан Харкнесс заставил корабль прецессировать[97], и мы могли видеть, куда направляемся, — мы, то есть пассажиры, для астронавтов это было без разницы. Понимаете ли, ось «Мэйфлауэра» была направлена почти точно к Юпитеру, а факел — назад, к Солнцу. Так как смотровые иллюминаторы расположены друг от друга под углом в девяносто градусов, мы все время могли разглядывать большую часть неба, но оно не было у нас в поле зрения ни впереди, на пути к Юпитеру, ни позади, по направлению к Солнцу. Теперь капитан наклонил корабль на девяносто градусов, и мы крутились, если можно так выразиться, вокруг линии нашего полета. Таким образом, можно было видеть и Солнце, и Юпитер из любого иллюминатора, хотя и не одновременно.
Юпитер уже превратился в крошечный ярко-оранжевый диск. Некоторые мальчишки клялись, что различают луны. Если честно, лун я не видел, во всяком случае, первые три дня после того, как капитан прецессировал корабль. Но все равно было так здорово получить возможность разглядывать Юпитер. Марса по дороге мы так и не обнаружили, потому что Марс оказался за Солнцем, на расстоянии трехсот миллионов миль от нас. Мы ничего не видели, кроме прежних звезд, которые видны и с Земли. Даже астероиды не показывались.
На то имелась причина. Когда мы сошли с орбиты станции «Нью-Йорк-Верх», капитан Харкнесс вовсе не направил «Мэйфлауэр» по прямой туда, где будет находиться Юпитер, когда мы прибудем; вместо этого он поднял корабль над плоскостью эклиптики в северном направлении, поднял достаточно высоко, чтобы миновать пояс астероидов. Всем известно, что метеориты не представляют собой реальной опасности в космосе. Если только пилот не делает заведомой глупости, например не ведет свой корабль прямо сквозь голову кометы, практически почти невозможно столкнуться с метеоритом. Слишком между ними большое расстояние.
С другой стороны, пояс астероидов составляет значительную часть небесных отбросов. Старые корабли с ядерными двигателями обычно проходили через этот пояс наудачу, и ни один из них ни разу ни на что не наткнулся. Но капитан Харкнесс, имея в своем распоряжении буквально всю энергию мира, предпочитал для верности астероиды обойти. Так как мы пояс астероидов обогнули, что-нибудь могло бы в нас врезаться, только уж если, как говорится, волк в лесу сдохнет.
Так вот, этот самый волк-то и сдох. В нас что-то врезалось.
Это случилось сразу после подъема (по времени палубы А), как раз я заправлял свою койку. В руках я держал скаутскую форму и собирался сложить ее и сунуть под подушку. Я ее не носил потому, что у других-то ведь не было формы, чтобы являться в ней на скаутские сборы. Но я все еще держал ее у себя в постели.
Вдруг я услыхал самый жуткий шум, какой когда-либо раздавался в моих в ушах. Точно из ружья кто-то выстрелил прямо у меня над ухом, и еще кто-то хлопнул стальной дверью, а какой-то великан разрывал и разрывал целые ярды материи, и все это одновременно.
Потом остался только звон в ушах, голова закружилась и на меня будто столбняк напал. С трудом я помотал головой, посмотрел вниз — оказалось, что я гляжу на свежую дыру в корабле, прямо у меня под ногами, величиной с кулак. Вокруг нее топорщилась изоляция, а в середине дыры я увидел черноту. Потом в ней промелькнула звезда, и я понял, что смотрю прямо в космос.
Что-то сильно шипело.
Не помню, чтобы я вообще о чем-нибудь в тот момент подумал. Я только скомкал свою форму, сел на корточки и сунул ее в дыру. С минуту казалось, что ее туда засосет, потом она сбилась в комок, застряла и дальше не пошла. Но воздух все еще выходил из корабля. Наверно, только в тот момент я и осознал, что мы теряем воздух и что задохнемся в вакууме. Кто-то визжал и кричал у меня за спиной, что его убили, а по всему кораблю объявляли тревогу. Невозможно было проследить за собственными мыслями. Герметическая дверь нашей каюты автоматически захлопнулась, зало-жилась прокладками — и мы оказались запертыми.
Это меня до смерти перепугало.
Понимаю, что это было необходимо. Понимаю, что лучше уж запечатать одно отделение, обрекая на смерть находящихся в нем людей, чем дать погибнуть всему кораблю, — но ведь я сам, лично, оказался в этом отделении. Наверно, у меня не героическая натура. Я чувствовал, как давление воздуха выталкивает наружу затычку, сделанную из моей формы. Какой-то частичкой мозга я припоминал, что форму рекламировали как «пригодную в тропиках самовентилирующуюся ткань», и пожалел, что она не сделана из твердой плащевой пластиковой ткани. Я боялся нажать на нее посильнее: как бы она не улетела совсем и не оставила нас тут дышать вакуумом. Я бы отдал десерты на десять лет вперед в обмен на один клочок резины размером с мою ладонь.
Крики было затихли, но ненадолго. Эдвардс Крикун бился в герметично закрытую дверь и выл:
— Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда!
На фоне всего этого шума раздался голос капитана Харкнесса, он вызывал через громкоговоритель:
— Эйч-двенадцать! Эйч-двенадцать! Доложите! Вы меня слышите?
И тут все заговорили одновременно.
Я во весь голос взревел:
— Тихо!
И через секунду действительно стало тихо. Пиви Бранн, один из моих «щенков», стоял передо мной и смотрел на меня круглыми глазами:
— Что случилось, Билли? — спросил он.
Я сказал:
— Дай-ка мне подушку с одной из коек. Живо!
Он сглотнул и выполнил приказание. Я сказал:
— Сними наволочку, быстро!
Он так и сделал, только очень долго возился, и протянул ее мне — но у меня не было свободной руки. Я сказал:
— Положи ее мне на руки!
Это была обыкновенная подушка из мягкой пенистой резины. Я вытащил из-под нее одну руку, потом другую, а потом встал на нее коленями и прижал руками. Она немного прогнулась в середине, и я уже испугался, как бы она не прорвалась, но она выдержала.
Крикун опять завопил, а капитан Харкнесс все еще просил, чтобы кто-нибудь из каюты эйч-двенадцать объяснил ему, что происходит. Я снова заорал:
— Тихо! — потом добавил: — Кто-нибудь, стукните Крикуна и заставьте его замолчать!
Идея получила всеобщее одобрение. Трое ребят. кинулись ее выполнять.
— Теперь все молчите, — приказал я. — Долго молчите. Если Крикун еще раз откроет рот, стукните его снова. — Я постарался набрать в легкие побольше воздуха и произнес: — Эйч-двенадцать докладывает!
Голос капитана спросил:
— Что у вас за ситуация?
