Аноним Луиза-Франсуаза - Серпомъ по недостаткамъ (целикомъ)
И я бы выкрутился - однако "внезапно" подошли сроки организации производства для моих европейских патентов, и нигде в Европе не удалось их продлить. Зря я не "сожрал" Майбаха. Компания "Даймлер", подкопив капиталец на мотоциклах, рванула на автомобильный и тракторный рынки, сократив мои продажи в Европе вчетверо. Хотя, буду откровенен - не только Майбах. Промышленность европейских держав, отстав от меня в плане идей, очень быстро рванула вверх, и, как я теперь понимал, сдача позиций была лишь вопросом времени. Против России работала почти вся мировая индустрия, и не за страх или совесть, но за самое важное в этом мире - прибыль.
Французы тоже "опомнились" - и обложили "гвинейский экспорт" несуразными пошлинами. Впрочем, самый неожиданный и тяжелый удар я получил с другой стороны. С крестьянами было понятно, по край ней мере пост-фактум. Когда горожанин в энном поколении, тем более из другой эпохи спасает селян по своему разумению и полностью чуждым им лекалам, ничем хорошим это закончиться не может. С иностранцами тоже - гонку капиталов и производственных мощностей я проигрывал. Но вот "батюшка-царь", самодержец земли русской, надежа, опора и "гарант", можно сказать, обрадовал по самое никуда - специальным указом запретил мне добычу глинозема в Петербургской губернии. Конечно, "в запасе" у меня оставался участочек "в ста верстах от озера Тенгиз", но кто знает, какие "новые идеи" осенят самодержца?
Источник же "идей" был очевиден: предложение о продаже алюминиевого завода от французов пришло уже с "согласием" Горного комитета. Поэтому и указ "о выкупе в казну" Волховской и Свирской электростанций меня не очень удивил: ведь нельзя же дружественным французам продавать электричество по высоким рыночным ценам!
А алюминий - он же все равно в основном иностранцам и продавался...
Вот только "борьба за дешевый русский алюминий" велась иностранцами всерьез - и в результате уже русские банки отказали мне в кредитах. Оно и понятно: "русским" теперь оставалось разве что их местоположение, а принадлежали они либо французам, либо англичанам. Забавно получилось: в кредитах мне больше именно англичане отказывали, а завод купить успели французы. Островитяне, видимо, решили подождать, пока положение у меня совсем безвыходное станет - но просчитались.
Впрочем, просчитались и французы, только я им об этом сказать не успел, продавая завод. Электричество дешевое - слава нашему Царю! - у них теперь было. А вот глинозем - с ним пусть сами разбираются. Ведь в том, что "проклятые туземцы" сожгли глиноземный завод в Гвинее, я совсем-совсем не виноват...
Когда французы получили право на добычу глинозема под Питером, я понял, что на Родине мне уже ничего хорошего сделать так и не удастся. Слишком мало осталось для того, чтобы достичь тех целей, к которым я стремился всё это время - хотя для шикарной жизни простого миллионера за глаза хватило бы и доходов фордовских заводов в США.
Не получилось... Здесь - не получилось. Зато теперь у меня в Восточной Республике земли стало почти тридцать тысяч квадратных километров. Все же почему-то именно в нас (а вовсе не во французов) с детства вбито "мы в ответе за тех, кого приручили". Не сказать, что мне очень хотелось "отвечать", но ведь надо.
Уругвай - хорошая страна. Маленькая, с небольшим населением, практически полностью аграрная. Собственно, промышленность и электростанции там, в основном, и предстояло ставить мне - Президент Хосе Пабло Торквато Батлье-и-Ордоньес, избранный уже второй раз, с большим интересом изучил новшества, которые я вводил на своих заводах. После нескольких не афишируемых переговоров я согласился принять пост министра, заодно вступив в партию с патриотическим названием "Колорады". Забавная усмешка истории - нашими политическими противниками выступали "Белые". И все это в обмен на несколько миллионов инвестиций. Именно инвестиций - Батлье-и-Ордоньес оказался, к моему удивлению, на редкость честным человеком, а не типичным латиноамериканским диктатором из фильмов следующего века. А еще - очень и очень неглупым, поэтому согласился на резкое пополнение населения страны совсем не испаноговорящими гражданами.
Африканыч и Гаврилов поначалу мое предложение отвергли, но, после того, как близко познакомились с Виктором Судриерсом - талантливым инженером из Восточной Республики - мнение свое поменяли. А Березин вообще не думал ни минуты, и принялся за дело с таким усердием, что мне аж страшно стало - но Сергей Сергеевич все проделал очень аккуратно. Уже весной тысяча девятьсот четырнадцатого судостроительный завод в Сьюдад-дель-Плата в двадцати километрах от Монтевидео спустил на воду первое судно. А Феодосийский завод - последний: двадцатого апреля на карголайнере-трехтысячнике "Caballo Marino" пятьсот рабочих, его строивших, отправились в Южную Америку. Хорошо, когда контрактом не предусмотрен вариант отказа от "командировки": рабочих спрашивать я даже не стал, ну а семьи перевез заранее. Обычное дело - командировка на три года...
Завод я даже "разграблять" не стал, только самые важные станки перевез. И заводскую электростанцию, оставив только один мегаваттный генератор. А Калужский турбинный вывез почти весь, все же большинство станков там были уникальными. Как и два генераторных завода: предстояло - в соответствии с планами Судиерса строить две мощных электростанции на Рио Негро, и работы заводам там было на несколько лет.
В Колонию Дель Сакраменто переехал и Царицынский судостроительный: все же рыбу в Ла Плате нужно на чем-то ловить, а рыба нужна кормить рабочих. Рабочих тракторного завода в Сан-Хосе-де-Майо, моторного завода в Санта-Лусии, еще десятка заводов поменьше.
Но всего - не увезешь. Тверской тепловозный я просто подарил Илье - думаю, он с ним справится. Доходов с него, конечно, немного - но ему на счастливую жизнь хватит. Боюсь только, что недолгую... Чаев тоже свой станкостроительный в Харькове оставить не пожелал, но все же с треть завода и нескольких инженеров он мне "уступил" - став владельцем всего остального.
К концу четырнадцатого года удалось распродать или раздарить бывшим моим инженерам все заводы. Дело непростое: все же не хотелось отдавать сделанное иностранцам, тем более там было еще довольно много "промышленных секретов". Поэтому большую часть работы проделал Евгений Алексеевич: именно он определял, кто из сотрудников корпорации "достоин" подарков. И именно он фактически заставлял меня всем этим заниматься: если бы не он, то, боюсь, очень многое ушло бы австриякам или немцам. Почему-то отечественные "финансовые воротилы" - миноритарии Парижско-Нидерландского синдиката - воротили нос от реального производства.
