Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде
Нет, спохватился Алехин, я ни словом не обмолвлюсь при Верочке о пожаре. Не хочу выглядеть погорельцем. Я простой надежный мужчина, на которого может положиться простая симпатичная женщина.
Что может означать глагол положиться? — задумался Алехин.
И вдруг вспомнил полковника с улицы Выдвиженцев.
Полковник в отставке Самойлов считался в Госстрахе грубым и бескомпромиссным человеком. Метелок он в квартиру просто не впускал, а Алехина впускал для того, чтобы минутой позже спустить с лестницы. Он явно не считал страховку предметом первой необходимости. Все метелки называли полковника невоспитанным человеком и бесперспективным клиентом.
Однажды в магазине “Культтовары” выкинули детские механические игрушки. Для смеху (пугать метелок) Алехин купил парочку прыгающих лягушек. Проходя по улице Выдвиженцев, рассматривая купленные игрушки, он решил еще раз (на всякий случай) заглянуть к полковнику Самойлову. На успех он, конечно, не надеялся, но чем черт не шутит. Зная характер полковника, он заранее решил не даться в руки полковника, не быть спущенным с лестницы, а пусть спешно, но самому по ней сбежать.
Когда полковник открыл дверь, Алехин держал одну из лягушек в руке. В этом не было умысла, но, увидев лягушку, полковник вдруг страшно удивился:
— Это чего?
— Это лягушка.
— Механическая?
— Ну да.
— А ну войди!
Железной рукой полковник Самойлов ухватил Алехина за грудки и втащил в квартиру, захлопнув за собой дверь на замок. Заметьте, не сбросил с лестницы, а, наоборот, втащил в квартиру.
— Сыграем?
— В очко? — испугался Алехин.
— Почему в очко?
— А во что?
— В лягушек.
— Как это в лягушек?
— А вот мы так делали в молодости, — грубо признался полковник. — Снимали с лягушек эти дурацкие кожухи, получались механические гоночные аппараты на лягушиных лапах. Лягушек у тебя две?
— Две.
— Ну снимай кожух со своей.
А своим экземпляром полковник Самойлов посчитал вторую купленную Алехиным лягушку. Ободранные лягушки выглядели эффектно. Устойчивые квадратные механические гоночные аппараты на лапах. Лапы у своего гоночного аппарата полковник Самойлов умело подогнул. Чувствовался опыт. Гоночный аппарат полковника Самойлова выглядел приземисто и мощно.
— Победа будет за нами, — неуверенно заметил Алехин.
— Это точно, — по–военному ответил полковник Самойлов.
— А приз? — спросил Алехин.
— Приз? — Увлекшись приготовлениями, полковник в отставке забыл про столь важную часть соревнований. — Выиграешь в семи забегах, получишь бутылку “Столичной”. Соответственно наоборот.
— Я не пью, — соврал Алехин.
Полковник с отвращением посмотрел на него.
— Если проиграете в трех забегах, — предложил Алехин, — то страхуете мебель. Если проиграете в пяти забегах, страхуете квартиру. Если проиграете во всех забегах, страхуете жизнь.
Полковник Самойлов задумался.
В военных глазах мерцали загадочные огоньки.
Наверное, как всякий военный человек, он взвешивал шансы. Наверное, пытался понять, что выгоднее: сразу спустить Алехина с лестницы, получив ординарное удовольствие, или принять гнусное предложение жалкого штафирки, а потом уже, выиграв, спустить жалкого штафирку все с той же лестницы каким‑нибудь особенно изощренным военным образом?
Остановился полковник на втором варианте.
В тренировочных забегах лягушки, точнее, то, что от них осталось, вели себя разнообразно. Одна падала на бок, задирая вверх трепещущие лапки, другая резко меняла направление движения. Понадобилось немало усилий, чтобы нормализовать их поведение и выработать единый стиль. После чего полковник Самойлов красным мелком начертил на крашеном полу две параллельные беговые дорожки, разметил линии старта и финиша и вытащил из ящика письменного стола чудовищно большой револьвер неизвестной Алехину системы.
— Заряженный?
— Полный комплект.
— Боевыми?
— А то!
— Зачем? — робко спросил Алехин.
— А стартовый выстрел?
— А соседи услышат? А обои испортим?
Полковник подумал и спрятал револьвер обратно в стол.
С веселым стрекотанием носились по расчерченным дорожкам два странных гоночных аппарата на лягушиных ножках. Алехину четко шла пруха. Часа через два он застраховал мебель полковника в отставке Самойлова. Через два с половиной — квартиру полковника в отставке Самойлова. И, наконец, через три — жизнь полковника в отставке Самойлова.
Заодно на двоих они выпили бутылку “Столичной”.
Прощаясь, полковник сказал сухо:
— Мы, военные, умеем проигрывать!
XXVIII
Верочка! — пело сердце.
Карман ветровки оттягивало, но Алехин не стал выбрасывать опечаленного рака.
Верочка!
Теплый вечер. Низкое солнце.
Недалеко от горисполкома Алехин увидел большую толпу. Или митинг, подумал, или цыганки. Но тут же забыл и про митинг, и про цыганок, потому что увидел впереди Верочку.
Она шла плавно.
Толпа как бы обтекала ее.
Мужчины оглядывались, вздергивая головы, как норовистые быки, а женщины поджимали губки.
Еще бы! Верочка шла легко, свободно. Не размахивала руками, не прижимала руки к бокам. Длинноногая, в коротенькой юбке, с голыми ногами и в такой прозрачной кофточке, что, пожалуй, уместно было бы что‑нибудь и поддеть под нее.
Кто‑то легонько похлопал Алехина по плечу.
— Билет до Сочи. С однодневным отдыхом в санатории “Север”.
Алехин очнулся. Маленький длинноволосый тип из команды Заратустры Наманганова протягивал ему голубой авиабилет. К счастью, ни Вия, ни Заратустры рядом не наблюдалось.
— Иди ты!
Алехин с восхищением уставился на приближающуюся Веру.
— Алехин, — печально произнесла она вместо приветствия. — У меня так и течет. А сантехники придут только вечером. Может, нам не ходить в театр?
— Ты же хотела “Лебединое озеро”!
Верочка нежно взяла агента под руку..
Идя рядом, она так откидывалась, что кофточка на груди становилась почти прозрачной. Никогда Алехин не видел Веру так близко и так отчетливо, и, чувствуя это внимание, Верочка оживилась. Он не знал, чем тронул Верочку, но она действительно оживилась. Она как бы мягко подталкивала Алехина высоким бедром, она явственно прижималась к нему тугим боком. Алехин сразу возненавидел всех этих жалких самцов, оглядывающихся на Веру. Он сам хотел на нее оглядываться. “Билет в Сочи! Ишь, придумали! С однодневным отдыхом в санатории “Север”…”
У Алехина были деньги.
Он вел Верочку в театр.
Он гордился тем, что Верочка красивая.
