Аркадий Стругацкий - Том 8. 1979-1984
11 мая к 10.45.
При попытке установить, находится ли по контрольному адресу Фар-Але Эмиль, испытал приступ дурноты с бредовыми видениями. Будучи не в состоянии определить, касается это только лично меня или представляет также интерес для дела, выделяю отчет о происшедшем в отдельный рапорт-доклад № 048/99.
Сандро Мтбевари
Конец документа 14
................................
Я так никогда и не узнал, какое впечатление произвели на Тойво Глумова результаты инспекции Сандро Мтбевари. Думаю, он был потрясен. И не столько результаты сами по себе потрясли его, сколько мысль о том, что он до такой степени позволял себе недооценивать поистине невероятную мощь противника.
Я не видел Тойво ни одиннадцатого, ни двенадцатого, ни тринадцатого. Наверное, это были трудные для него дни, когда он приспосабливался к своей новой роли — роли Алеши Поповича, перед которым вместо объявленного Идолища Поганого возник вдруг сам злобный бог Локи. Но все эти дни я помнил о нем и думал о нем, потому что для меня утро одиннадцатого мая началось двумя документами.
................................
ДОКУМЕНТ 15
Начальнику отдела ЧП
Президент
Дорогой Биг-Баг!
Ничего не поделаешь, меня укладывают на операцию. Однако же нет худа без добра. Мои обязанности присоединяет к своим (кажется, с завтрашнего дня) Г. Комов. Я передал ему все Ваши материалы. Не скрою, он отнесся к ним скептически. Но он знает меня и знает Вас. Теперь он подготовлен, так что у Вас есть все шансы убедить его, особенно если Вам удалось добыть новые материалы, которые Вы добыть намеревались. И тогда Вы будете иметь дело не только с Президентом сектора КК-2, но и с влиятельным членом Всемирного совета. Желаю Вам удачи, а Вы пожелайте удачи мне.
Атос
11.05.99
Конец документа 15
................................
ДОКУМЕНТ 16
Мак!
1. Глумов Тойво Александрович сегодня взят на контроль. (Зарегистрирован 8.05.)
2. Сегодня же взяты на контроль:
Каскази Артек 18 учащийся Тегеран 7.05.
Мауки Чарлз 63 маритехник Одесса 8.25.
Лаборант
11 мая 99 года
Конец документа 16
................................
Это, наверное, странно, но я почти не помню своих переживаний по поводу поразительного сообщения Лаборанта. Помню лишь ощущение: словно неожиданный и даже подлый охлест по лицу — ни с того ни с сего, ни за что ни про что, из-за угла, когда не ждешь, когда ждешь совсем другого. Детская, до слез, обида, вот все, что я помню, вот что только и осталось от того, наверное, часа, который провел я, отвалив челюсть и невидяще глядя перед собой.
Наверняка мелькали у меня тогда бестолковые мысли об измене, о предательстве. Наверняка испытывал я бешенство, досаду и жестокое разочарование оттого, что разработан вот был определенный план действий, в котором для каждого отведено свое место, а теперь в этом плане дыра, и зарастить ее невозможно. И горечь, конечно, была, отчаянная горечь потери — потери друга, единомышленника, сына.
А вернее всего, это было временное умопомрачение, хаос не чувств даже, а обломков чувств.
Потом я понемногу пришел в себя и вновь принялся рассуждать — холодно и методично, как мне и надлежало рассуждать в моем положении.
Ветер богов поднимает бурю, но он же раздувает паруса.
Рассуждая холодно и методично, я в это пасмурное утро нашел-таки в своем плане новое место для нового Тойво Глумова. И это новое место показалось мне тогда не менее, а несравненно более важным, чем старое. План мой обрел дальнюю перспективу, теперь предстояло не обороняться, а наступать.
В тот же день я связался с Комовым, и он назначил мне аудиенцию на завтра, на 12 мая.
12 мая рано утром он принял меня в кабинете Президента. Я представил ему все собранные к этому моменту материалы. Беседа продолжалась пять часов. Мой план был утвержден с незначительными поправками. (Не берусь утверждать, что мне удалось тогда полностью развеять скептицизм Комова, но заинтересовать его мне удалось, вне всякого сомнения.)
12-го же мая, вернувшись к себе, я, по обычаю хонтийских проникателей, посидел несколько минут, приставив к вискам кончики указательных пальцев и размышляя о возвышенном, а затем вызвал к себе Гришу Серосовина и дал задание. В 18.05 он сообщил мне, что задание выполнено. Оставалось только ждать.
13-го утром Даня Логовенко позвонил.
................................
ДОКУМЕНТ 17
РАБОЧАЯ ФОНОГРАММА
_Дата_: 13 мая 99 года.
_Собеседники_: М. Каммерер, начальник отдела ЧП; Д. Логовенко, заместитель директора Харьковского филиала ИМИ.
_Тема_: ***
_Содержание_: ***
ЛОГОВЕНКО. Здравствуй, Максим, это я.
КАММЕРЕР. Приветствую тебя. Что скажешь?
ЛОГОВЕНКО. Скажу, что это было проделано ловко.
КАММЕРЕР. Рад, что тебе понравилось.
ЛОГОВЕНКО. Не могу сказать, что это мне так уж понравилось, но не могу не отдать должное старому другу.
(Пауза.)
Я понял все это так, что ты хочешь со мной встретиться и поговорить в открытую.
КАММЕРЕР. Да. Но не я. И может быть, не с тобой.
ЛОГОВЕНКО. Говорить придется со мной. Но если не ты, то кто?
КАММЕРЕР. Комов.
ЛОГОВЕНКО. Ого! Значит, ты все-таки решился...
КАММЕРЕР. Комов сейчас мое прямое начальство.
ЛОГОВЕНКО. Ах вот как... Хорошо. Где и когда?
КАММЕРЕР. Комов хочет, чтобы в разговоре участвовал Горбовский.
ЛОГОВЕНКО. Леонид Андреевич? Но он же при смерти...
КАММЕРЕР. Вот именно. Пусть он все это услышит. От тебя.
(Пауза.)
ЛОГОВЕНКО. Да. Видимо, время поговорить действительно настало.
КАММЕРЕР. Завтра в пятнадцать ноль-ноль у Горбовского. Ты знаешь его дом? Под Краславой, на Даугаве.
ЛОГОВЕНКО. Да, я знаю. До завтра. У тебя все?
КАММЕРЕР. Все. До завтра.
(Разговор продолжался с 9.02 до 9.04.)
Конец документа 17
................................
Замечательно, что группа «Людены» при всей своей напористой скрупулезности никогда не приставала ко мне по поводу Даниила Александровича Логовенко. А ведь мы с Даней знакомы были с незапамятных времен, с благословенных 60-х, когда я, молодой тогда и дьявольски энергичный комконовец, проходил спецкурс психологии при Киевском университете, где Даня, молодой тогда и дьявольски энергичный метапсихолог, вел мои практические занятия, а по вечерам мы оба с поистине дьявольской энергией ухаживали за очаровательными и дьявольски капризными киевляночками. Он явно выделял меня среди прочих курсантов, мы подружились и первые годы встречались, можно сказать, регулярно. Потом занятия наши нас разлучили, мы стали встречаться все реже, а с начала 80-х не встречались совсем (до чаепития у меня накануне событий). Он оказался очень несчастлив в семейной жизни, и теперь понятно — почему. Он вообще оказался несчастлив, чего я никак не могу сказать о себе.
