Валерий Сегаль - Охотники до любви
-- А чтоб я считал! -- махнул рукой Голландец. -- Я с тобой хотел поговорить вот о чем. Не мешало бы нам получше отладить связь, да и Плешивого Эфиопа убедить обзавестись компьютером.
-- А что такое?
-- В прошлом месяце я был на Аукционе и слышал там разговор о готовящейся войне.
-- Да у нашего брата вся жизнь -- война! -- беспечно воскликнул Маккормик.
-- Тут другое, -- серьезно сказал Голландец. -- Говорят на заводах Великого Островитянина трудятся уже свыше двадцати тысяч рабов, и он готовит крупную эскадру для борьбы с нами.
-- Он всегда боролся с нами.
-- Прежде это было всего лишь полицейское патрулирование, а теперь у него более серьезные планы. Говорят, что он собирается блокировать Аукцион и другие ключевые острова, а также установить полный контроль над морем.
-- Неужели мы ему так мешаем? -- Маккормик с сомнением покачал головой.
-- Как-то все-таки мешаем, и если он теперь располагает достаточными средствами, то почему бы ему и не попытаться расправиться с нами?
-- Поживем-увидим, -- сказал Маккормик. -- Не знаю, что мы тут можем предпринять... Это всё, что ты хотел сообщить мне наедине?
-- Да. Ничего серьезного, но именно поэтому я и хотел обсудить это с глазу на глаз, без посторонних ушей. Не люблю, когда паника поднимается попусту.
-- Концентрик не из тех, кто поднимает панику, -- возразил Маккормик.
-- Да, парень, кажется, дельный, -- согласился Голландец. -- Я бы подарил ему Бубну, только вот...
Голландец замялся, и Маккормик, прекрасно ориентировавшийся в ситуации, с улыбкой подсказал ему:
-- Только вот, не подумает ли он, будто бы ты его испугался? Ты ведь это хотел сказать?
-- Ну, что-то в этом роде.
-- Не подумает, -- уверенно сказал Маккормик.
-- Ты уверен?
-- Вполне. Ему наверняка и в голову не приходит, что по отношению к тебе допущена некоторая бестактность. Он прошел слишком суровую школу, чтобы придавать значение подобным пустякам. Прямо с Континента парень попал на весло и больше года просидел на нем. Слыханное ли дело!?
Голландец промолчал. Быть может впервые в жизни старый пират подумал о том, какие поистине космические холод и мрак успевают воцариться в душе человека, пока его мускулы гипертрофируются и наливаются сталью на веслах.
Два капитана еще долго пили ром и обсуждали проблемы "берегового братства". Из леса целый день доносились женский визг, веселая перебранка, а также пьяная пальба -- в пылу разврата пираты не забывали об охоте.
Затем наступил вечер, и зажглись костры. Возвратились на поляну Бубна и Концентрик. Почти обнаженная, загорелая и блестящая в свете вечерних огней Бубна ступала легко и величественно и светилась удовлетворенной женской улыбкой. Концентрик шел чуть тяжеловатой походкой, в своей неизменной рубашке, бритоголовый и могучий, словно всесильный лесной дух. И при ярком свете костра Бубна вновь любовалась тем, как Концентрик подбирает себе наиболее кровавые куски мяса и запивает их горячим ароматным бульоном.
В отличие от тихой фиолетовой ночи на море, лесная ночь оказалась черной и многоголосой. Концентрик и Бубна спали высоко, в ветвях огромного лиственного дерева, на постели, наспех сооруженной из многочисленных листьев папоротника и лопуха.
4
На рассвете Маккормик приказал своим людям сворачивать лагерь и
готовиться к возвращению на корабль. Несколько удивленному такой спешкой Голландцу он объяснил, что решил бросить якорь в Тигровой бухте в основном для того, чтобы заправиться пресной водой, а серьезную охоту планирует провести в ноябре на Лысой отмели.
Все утро Бубна тщательно избегала Голландца, небезосновательно опасаясь взбучки за свое легкомысленное поведение. Голландец казалось не обращал на это внимания.
Концентрик с утра также был холоден с девушкой. Его отнюдь не страшила мысль о предстоящей разлуке. Напротив, он был даже рад возможности так легко от нее отделаться. Не то, чтобы она ему не понравилась; просто он плохо представлял себе сожительство с ней на пиратском корабле. У Концентрика еще свеж был в памяти пиратский контракт. Там говорилось, что любой член команды за дополнительную плату в общую казну (что-то около десяти крон в день) может иметь отдельную каюту. Но, во-первых, у Концентрика денег не было вообще, а во-вторых, сейчас, в связи с пребыванием на борту "Веселого Мака" почти четырех десятков женщин, свободных кают могло и не оказаться в наличии. Конечно, как только женщин продадут, у Концентрика появятся кое-какие деньги, и одновременно на "Веселом Маке" освободятся каюты, но все же Концентрику не нравилась перспектива постоянно жить с Бубной на корабле, да и не за Бубной он охотится в здешних водах.
Поэтому ближе к полудню, уже на берегу, для Концентрика наступил непростой момент, когда Голландец подловил наконец Бубну, подвел ее к Концентрику и сказал по-русски:
-- В память о нашей встрече, парень, прими от меня в подарок вот эту женщину.
Несколько секунд Концентрик смотрел на Бубну: очевидно, она также испытывала двойственные чувства, какие почти всегда переживает человек при внезапной перемене в своей судьбе. Она не понимала по-русски, но догадывалась, что ее либо дарят, либо продают Концентрику.
Наконец Концентрик сказал:
-- Спасибо, Голландец, но мне нечем отблагодарить тебя за этот подарок.
-- Сочтешься когда-нибудь дружбою, -- отвечал старый пират. -- Ты еще только начинаешь жить в рельном мире, Концентрик. Знай же: мужская дружба есть самое ценное на земле. Своих друзей ты будешь помнить всегда, даже если порой между вами и пробежит черная кошка, а женщину можно и за борт выкинуть, коль приспичит.
Как все просто, подумал Концентрик, но сам бы он никогда до этого не додумался. Зверски убить двадцать человек -- это пожалуйста, с удовольствием, а вот выбросить за борт, за ненадобностью, одну-единственную женщину -- что на самом деле гораздо легче -- ему бы и в голову никогда не пришло. Стереотип мышления!
-- Спасибо, Голландец, -- снова сказал Концентрик, теперь уже с легким сердцем и, положив свою тяжелую руку на плечо Бубны, слегка подтолкнул ее к шлюпке.
5
На корабле Бубна вела себя прилично. Держалась она обособленно от
остальных девиц, чему имелось вполне разумное объяснение: те являлись собственностью всей команды, а Бубна принадлежала лично Концентрику. Была она красивая и во многих отношениях приятная женщина. По-английски говорила с заметным латинским акцентом; скорее всего она была итальянка.
Ночью Концентрик уединился с ней на полуюте. Они пили ром и ели яблоки: бочки и с тем, и с другим стояли на "Веселом Маке" прямо на палубе. Бубна быстро запьянела, Концентрик же никак не мог расслабиться: его одолели тяжелые воспоминания, что нередко с ним случалось.
