Алекс Орлов - Тютюнин против инопланетян
– Я, что ли? – не понял бомж.
– Да-да, вы.
– А вы меня это… не заарестуете?
– Нет, мы только хотели у вас спросить – что это там написано?
– Где? – Бомж завертел головой.
– Подойдите, пожалуйста, ближе. – Дядьки начали терять терпение. – Вы вообще-то выпить хотите?
– Я не вообще-то… – Бомж дернул кадыком. – Я всегда хочу выпить.
– Ну вот и хорошо, ответите на вопрос, получите на водку или что вы там пьете…
– Все пью, – поспешил заверить владелец коровьей шкуры и, соблазненный скорой опохмелкой, подошел ближе.
– На двери написано «Втормехпошив», что это означает? – спросил один дядька, держа перед носом бомжа сто рублей.
– Что означает? – Владелец шкуры шмыгнул носом. – Означает, что морских котиков не принимают. Мех не тот. Лысый мех.
Дядьки переглянулись. Второй, тот, что помордастее, сказал:
– Вы должны доверять нам, любезнейший. Вы должны доверять нам, ведь мы слуги народа. Ваши слуги, ведь вы, судя по одежде, – бомж?
– Нет, судя по одежде, я диггер. От меня и пахнет, как от диггера.
– Ну хорошо, мы дадим тебе целых двести рублей за информацию! – стал выходить из себя мордастый. – Что означает это слово – «Втормехпошив»?! Отвечать, свинья!
– Прощения прошу, гражданин начальник, но я не знаю… Падлой буду!
Дядьки снова переглянулись. Мордастый пожал плечами и махнул рукой, а первый сунул сто рублей в распахнутый рот бомжа-диггера и коротко бросил:
– Вали отсюда.
Бомж моментально исчез.
Дядьки вздохнули и, опершись о сытые бока черных «БМВ», стали ждать.
Вскоре из дверей приемки вышла пенсионерка. Она радостно пересчитала десятирублевки и бережно уложила их в потертый ридикюль.
– Порезче с ней. По-простому, – порекомендовал мордастый.
– Эй, бабулька! Хочешь заработать на водку?
– Что? – спросила пенсионерка, скользя взглядом по лицам дядек, затем по их костюмам и лакированным авто.
– Бабок на водяру срубить не желаешь? Бабки для бабки! По-моему, звучит неплохо, а? – Первый дядька повернулся к более мордастому, тот одобрительно хмыкнул.
– А за что платите? – осторожно спросила старушка, ощупывая в нагрудном кармане пиджачка старый партбилет.
– За информацию, бабуля. За информацию.
– Сколько денег?
– Пятьсот рублей.
– Годится, – согласилась пенсионерка и оглянулась на дверь приемки. – Спрашивайте…
– Что такое «Втормехпошив»?
– Там старье принимают.
– Чего принимают?
– Старый мех. Кролик, бобрик, пыжик, шиншилла…
– Постой, не гони.
Первый дядька достал блокнот с крышками из тисненой кожи и, сверкнув золоченым «паркером», стал записывать названия.
– А вы, простите, кто такие будете? Не из органов? – поинтересовалась старушка.
– Бери выше, бабулька, – с усмешкой сказал первый дядька, пряча блокнот. – Мы власть законодательная. Слуги народа и его полномочные представители.
– То есть… депутаты? – не веря своей удаче, уточнила пенсионерка.
– Ну дык, ептыть, не видно, что ли? Видишь какие машины? А номера с флагом?
Старушка кивнула, чему-то улыбаясь.
– А какие-нибудь документы у вас есть? Ну… – Старушка наморщила лоб, вспоминая нужное слово. – Ксивняк депутатский.
– Во, протащись, старая, – хохотнул первый дядька, показывая удостоверение.
В этот момент дверь приемки распахнулась и во двор высыпало еще штук семнадцать пенсионерок.
– Отряд – ко мне! – неожиданно резко крикнула старушка, которую расспрашивали дядьки.
Они даже вздрогнули от такого ее странного поведения.
Пенсионерки с громким топотом прибежали на зов и молча окружили дядек.
– Это депутаты, – произнесла пенсионерка таким тоном, будто говорила: приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
Старушки как по команде достали из котомок веревочки с привязанными к ним гайками на пятьдесят шесть.
– Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики… По немецко-фашистским оккупантам… Огонь!
Весть о том, что во дворе «Втормехпошива» бьют депутатов, быстро облетела всю округу. Люди бросали смотреть телевизор, прерывали обед, выбегали из химчисток и наполовину выбритыми и покрашенными выскакивали из парикмахерских.
– . Где? Где бьют депутатов? – спрашивали они друг друга.
– Да вон же, вон там, где дым!
И люди с просветленными лицами мчались туда, где дым, чтобы врезать палкой, наддать ногой или бросить кирпичом.
Преследуемые разъяренной толпой, дядьки в изорванных костюмах бежали от подъезда к подъезду и под градом оскорблений и кирпичных обломков надрывно кричали в мобильные телефоны:
– Немедленно! Немедленно ОМОН сюда! ОМОН и все такое прочее! Мы несем жестокие потери!
– Да кто же на вас напал?! Кто посмел?!
– Стремительные старушки!
– И каким силами?
– Примерно эскадрон! Эскадрон стремительных старушек!
Наконец, загнанные разъяренным народом, народные избранники забаррикадировались на крыше пятиэтажки и стали ждать эвакуации вертолетом.
А во дворе перед «Втормехпошивом» жирным дымным пламенем горели два «БМВ». Они чадили, словно попавшие в ловушку танки, получившие в борт «коктейль Молотова».
27
Когда в приемке схлынул первый наплыв клиентов, Тютюнин решил передохнуть.
Он присел на низенький табурет и, проведя рукой по шершавой поверхности побитого молью каракуля, вздохнул. Он снова переплатил за этот воротник старушке с трясущимися руками. Иногда он переплачивал – не дать ничего было выше его сил.
– Что у тебя за канал открылся, Кузьмич? – спросил он, продолжая ощупывать испорченный каракуль.
– Не знаю, но такое иногда случается.
– И чего он тебе сообщает, этот канал?
– По-разному. Иногда что было, иногда – что будет.
– И все это из-за дихлофоса?
– Это тоже по-разному. Бывает, от дихлофоса, а бывает, и от крысиного яда.
– Ты и яд крысиный потребляешь? поразился Тю-тюнин, всем телом поворачиваясь к Кузьмичу.
– Дело не в том, что потребляешь, а как на это настраиваешься.
– А водку что, совсем не пьешь?
– Да как же ее не пить, водку-то… -Кузьмич вздохнул. – Только зашился я – «торпеда» у меня вшита.
– Вон оно что, – усмехнулся Тютюнин. – Ты, значит, крысиным ядом «торпеду» обманываешь.
Кузьмич ничего не ответил, только пригладил грязной рукой всклокоченные волосы.
– Ладно, давай посмотри в своем канале, что меня ожидает.
Серега сел ровнее и положил руки на колени.
Он просидел так с минуту, однако Кузьмич молчал.
