Роман Суржиков - Второй закон
Я вкратце изложил все аргументы в пользу невиновности девушки, упомянул и то, какие методы против нее использовали. Подытожил:
— Некто потерял вещь. Лера ее нашла. Заезжий торговец случайно увидел вещь у девушки и рассказал хозяину. Тот пришел к неверным выводам и обиделся. Послал слуг. Когда они не справились — оклеветал девушку и заявил в розыск.
— Что за вещь, мичман?
— Маленькое круглое зеркальце. Черное, если смотреть под углом.
Капитан удивленно приподнял брови. Еще бы — кто мог подумать, что вся канитель из-за зеркальца!
— И что в нем такого ценного?
— Не имею понятия, капитан. Просто вычислил, что ищут именно его.
— Каков твой интерес?
— С этой Лерой мой брат, Никита. Хочу уберечь.
— А чего хочешь от меня?
— Капитан, вы знаете, кто ищет зеркало. Я не стремлюсь узнать его имя, просто хочу все уладить. Лера вернет вещь владельцу, а он снимет обвинения. Вы сможете помочь в этом?
— Помолчи.
Климов встал, прошелся вдоль монитора, размышляя. Через минуту ответил:
— Возьми у Леры зеркало и принеси мне. Никаких обвинений не будет.
— Капитан… — я замялся. — Лера с братом прячутся, я не знаю, где они.
Он смерил меня недоуменным взглядом:
— Так найди, мичман! Подумай и найди.
— Так точно, капитан.
— Найди побыстрей, пока весь город на уши не встал. Завтра к полудню жду тебя с зеркалом здесь.
— Есть.
Это называется: сказал — как отрезал. Капитанское "найди" было, по сути, не требованием, не приказом, а констатацией того, что неминуемо произойдет в будущем. Собственно, я и сам бы хотел найти Леру с Ником… Ну а если б не хотел? Если бы приказал мне Климов, скажем, из Галса рагу приготовить или сунуть руку в кислоту? Думать об этом почему-то не хотелось.
Я спустился в прозрачной кабине лифта, озадачено глядя на проносящиеся этажи, и уже в вестибюле меня посетила идея.
— Нельзя ли увидеть коллекцию Ольги Борисовны?
— Конечно, — оживился охранник. — Она будет рада, что вы интересуетесь.
И повел меня в правое крыло здания.
Ольга Борисовна, жена Председателя, — страстный коллекционер женских мелочей, ставших за девять лет чуть ли не антикварной ценностью: гребни, пудреницы, помады, маникюрные наборы… зеркальца. Да-да, зеркальца. Конечно, я не допускал мысли о том, что черное зеркало Леры принадлежало Ольге Борисовне и было утеряно, а тем более украдено. Здание мэрии укрыто тремя сетями детекторов и сканеров, в соседнем крыле находится центральная застава, да и не стала бы елейно-набожная Оленька нанимать отряд головорезов — скорей, выступила бы в новостях и вежливо попросила вернуть. Однако я хотел понять причину безумной ценности Лериного талисмана, а где еще искать ответ на этот вопрос, как не на выставке зеркал!
Я шел вдоль стеклянных витрин, заботливо обезжиренных и бликующих моим отражением. Я рассматривал сотни безделушных бесполезок — крошечных, серебристых, вычурных, кокетливых, бестолковых, милых, абсурдных… Их было здесь столько, что взгляд скоро перестал выделять отдельные предметы из этой массы. Старался фокусироваться на зеркальцах, но среди них не встречалось ни одного похожего на то, черное. Оно смотрелось бы здесь столь же чужим, как и я сам, в своем потертом термокостюме и со щетиной на щеках.
Невольно подумалось о том, сколько бесполезной ерунды производил прежний мир! Индустрия красоты… хм. Сейчас за красавицу сойдет любая женщина младше пятидесяти без ожогов на лице и шее.
Впрочем, нет, лукавлю. Что хорошего останется от жизни, если убрать из нее все бесполезное? Например, коньяк. Или музыку. Или любовь…
— Виктор Андреевич, здоров будь!
Я обернулся и оторопел. Передо мной стоял почтенный наш Павел Петрович собственной персоной, и с ним об руку супруга — белоснежно-пышная Ольга Борисовна. Председатель добродушно улыбался — пожалуй, я удивился бы, будь иначе.
— Здравья желаю, Павел Петрович, — отчеканил я. — Это честь для меня…
— Да ладно тебе! — Он отмахнулся и хлопнул меня по плечу. — Если бы мы к тебе в гости приехали — тогда да. А так — это нам радость и приятность, правда, Оленька?
Оленька не знала, правда ли, но кивнула очень мило, приопустив веки.
— Как жизнь, Виктор Андреич?
Я не был готов к такому дружелюбию, особенно после беседы с несгибаемым капитаном. Как мог, сбивчиво я сообщил, что жизнь у меня довольно неплохо, и намекнул, что неплоха она стараниями Павла Петровича. Он снова отмахнулся, но больше из вежливости. Видно было, что польщен, и было это очень по-человечески.
— Жизнь — она вообще чудесная штука! Верно, Оленька?
— Дар Божий!
— Это точно. Пока живешь — надо радоваться каждому дню.
И ведь что удивительно: по толстым губам его, по лучистым морщинкам в углах глаз, по добродушному брюшку видно было, что и вправду он рад каждому дню жизни! Мне захотелось вспомнить нечто радостное из своей жизни, и вспомнилась Лера, вкусный лейтенантский коньячок и едкое остроумие Шустрого, и я вслух согласился с Председателем, а тот снова хлопнул мое плечо, говоря жестом "так-то!" Тогда я спросил:
— Скажите, Павел Петрович, как по-вашему, зачем все случилось?
— Что случилось? Не понял.
— Ну… девять лет назад… когда случилось.
— А! Что ж за вопросы, Виктор Андреевич! Какая разница — зачем? Раз случилось, значит, кому-то надо было. Но жизнь-то все равно хороша!
— Что ни делается — все к лучшему, — поддакнула Оленька.
— Пожалуй… — очень неуверенно промямлил я.
— Ну а какими судьбами ты? Чем любопытствуешь?
Бесхитростный оптимизм Председателя был мне до смешного симпатичен, не хотелось ничего скрывать. Я описал черное зеркало, которое видел у Леры, и спросил, не знает ли Ольга Борисовна или сам Павел Петрович чего-то подобного. Оба ненадолго задумались, затем Оленька удрученно качнула головой, а Председатель сказал:
— Нет-с, не в курсе. Но ты передай знакомой, если встретишь снова. Как бишь ее, Лера? Так вот, передай, что очень мы бы хотели такое себе в коллекцию! Хороших денег дадим. Правда, Оленька? — Жена, разумеется, кивнула. — Да, и возьми вот, мою визитку. Если что — не стесняйся, звони.
Он протянул мне прозрачный чип, я осторожно взял его, окончательно смутившись.
— Очень благодарен вам, Павел Петрович! Я не смею больше задерживать…
— Да что ты! Приятно было пообщаться. Но коли надо, иди…
И я вышел из музея, совершенно растерянный и обескураженный.
* * *Что ж, хватит размышлений, пора на поиски брата!
На улице, прямо перед подъездом мэрии, обнаружилось такси, фактом своего присутствия поддерживая мое благое намерение. Добротная пармашина — с тремя парами водяных баков, герметичным салоном и киловатным климат-контролем. В такой можно ехать целый день, и температура в салоне не поднимется выше сорока.
