Леонид Алехин - Падшие ангелы Мультиверсума
Он выскочил из джипа, звучно хлопнув дверью. Закрепленная на правом предплечье активная кобура среагировала на мышечный импульс, и рукоять «глока-гаусс», оснащенная сенсорным контактом, ткнулась Глебу в ладонь. Индукционная цепь, соединяющая пистолет и модернизированную нервную систему человека, замкнулась, превращая оружие в полноправную часть тела. У Глеба вырос новый указательный палец, стреляющий девятимиллиметровыми безгильзовыми молниями. Настороженно поводя этим пальцем перед собой, Глеб обежал дом.
Пуля из крупнокалиберного нарезного карабина «Манлихер» на дистанции до двадцати пяти метров способна проделать в человеческом теле отверстие размером с барсучью нору. Пробивая насквозь лобную кость степного метаволка, она погружается в увеличенный мутацией мозг. Голова зверя лопается, как перезрелая тыква.
Попав в пластиковую консервную банку из-под говяжьей тушенки (емкость 450 г), она превращает ее в сотню мельчайших осколков, разлетающихся по хаотичным баллистическим кривым. Неожиданный, по эффектный способ утилизации мусора.
Эхо выстрела пошло бродить между деревьев. Хозяин карабина передернул затвор, и выскочившая гильза – медный цилиндрический метеор – сверкнула, падая на талый снег. На вросшей в землю коряге осталось еще две неубитые банки. Куриный паштет и маринованные огурцы. А «манлихер» теперь целился в живот Глеба.
– Здравствуй, Сережа, – сказал Глеб, опуская руку с пистолетом и неловко улыбаясь. – Вот и я.
– Теперь вижу, что ты, – буркнул стрелок. – А то мчится из-за угла, как тень неизвестного папаши. – В жесткой на вид и густой бороде Сергея зародился намек на ответную улыбку. – Ну, чего стоишь? – спросил он, забрасывая карабин на плечо. – Иди сюда, обнимемся, что ли?
– Мне сказали, что теперь ты будешь нас вроде как опекать. Я Сергей, из экологической секции,
– Очень приятно. Меня ты, вижу, знаешь?
– Знаю, Вернее сказать, наслышан. Говорят, у тебя необычное мышление. Нестандартное.
– Говорят? Кто же?
– Наша общая знакомая.
Сергей охнул и отпихнул Глеба от себя.
– Раздавишь ведь, железяка, – полушутливо возмутился он.
Глеб усмехнулся в ответ. Раздавить он мог. Мышечные усилители, переведенные в экстремальный режим, позволяли ему пробить кулаком двадцатисантиметровой толщины бетонную стену. Или разорвать ствол «манлихера», как сделанную из плотного картона трубку.
– Я смотрю, ты на банки перешел, охотничек. – Он несильно ткнул Сергея в бок. – Что, консервы не кусаются?
– Да уж. – Сергей помрачнел. – Сидел, вырезал для Иришки бусы, из рябины, как ей нравится. И накатило. Нож в руках танцевать стал. Пойду, думаю, во двор, а то ведь всю поделку на фиг испорчу. И пошел. Карабин с собой захватил, на всякий случай.
Глеб обернулся посмотреть на корягу. Глубокие отметины на ней говорили, что успокоиться Сергей сумел не сразу. Мазал безбожно.
– Теперь вот жалею. Патроны-то негде взять, а я полторы коробки просто так, без толку…
– Патроны я привез, – сказалГлеб, – И консервы, и сигареты, и запасные элементы к «подсолнуху». Все, что ты просил.
– А записи для Иры?
– Да, пять новых серий. И одежду кое-какую, по мелочи.
– Хорошо.
– Как она, Сережа?
Сказал и тут же устыдился вопроса. Не стоило. Что он хотел услышать?
Лицо Сергея застыло, омертвело на секунду. Опять стало нормальным, но взгляд он увел в сторону. Спрятал.
– Как обычно, – ответил он. – Лучше не становится, но и хуже, слава богу, тоже.
Глеб промолчал.
– Ей надо в Город. Мы найдем ей врача… врачей. Они ее вернут.
– Они превратят ее в машину. Ты можешь представить ее лежащей на гидравлической койке, в паутине контактов и трубок, приросшей к этим чертовым агрегатам?! Машина будет дышать за нее, гнать кровь, думать…
– Но Ира будет жить! Как ты не понимаешь? Жить! Слышать тебя, понимать твои слова!
– Она и так прекрасно понимает меня, Глеб. Хватит об этом.
– Прости, друг. Прости. Я ведь тоже…
– Любишь ее. Я знаю.
Сергей поежился, запахнул подбитую мехом куртку, собственноручно выделанную из грубой кожи.
– Что-то холодает к вечеру, – сказал он. – Пойдем в дом?
– Сейчас пойдем, – кивнул Глеб. – Пусти-ка…
Он отстранил друга и повернулся к коряге-тиру. Из широкого рукава плаща, как живой, выскочил его «глок», врос в ожидающую ладонь.
Коряга опустела. Две банки волшебным образом исчезли с нее меньше чем за секунду.
Гаусс-пистолет стреляет абсолютно бесшумно.
– Зверей таким не пугнешь, – обронил Сергей, скрывая за небрежным тоном свое восхищение, – они грохота боятся больше, чем пули.
Глеб пожал плечами. Когда-то его учили применять различное оружие, в открытом бою и из засады. Для собственной защиты и для нападения. Против атакующего и обороняющегося противника. Быстро, эффективно и без сомнений. Чтобы убивать, а не наводить испуг.
Он забыл многое, но не это.
Сидели под тусклым светом единственной лампы, курили привезенные Глебом сигареты. Молчали. В стаканах, с любовью вырезанных из бересты, плескался злой самогон.
– Через год ко мне будет уже не подъехать, – Сергей кивнул за окно, – вон как разрослось, настоящие джунгли,
– Да уж. Помолчали еще.
– Как там, в Городе?
– Все по-старому. Дно шевелится. Синклит хочет объединиться с «зелеными» и пролезть наверх во время следующих выборов. У них много сочувствующих в корпоративном секторе, так что, может, и получится. Посмотрим,
– Ядро расколется?
– Нет, не думаю. – Глеб затянулся ментоловым «Фрегатом» и тут же, пока еще холодило нёбо мятное послевкусие, запил дым хорошим глотком самогона. Взял с тарелки маринованный гриб. – Цеховики, конечно, любят Орден, но они проголосуют за победителя, как всегда.
– Раньше Синклиту не удавалось собрать большинство голосов.
– Раньше симбиотов открыто не поддерживал «Неотех». А «Неотех» хочет подгрести под себя все федеральные военные заказы, монополизировать обслуживание Форсиза и внутренних линий обороны. Если ему это удастся, то весь Город будет плясать под дудку «новых».
– Политика, – усмехнулся Сергей. – Благородному рыцарю не приличествует лезть в столь грязное дело. А то он может ненароком обмакнуть краешек своего белоснежного плаща в какое-нибудь особо липкое дерьмо.
– Пошел ты.
Сергей улыбнулся широко, открывая пожелтевшие от табака крепкие зубы, махнул залпом полстакана и встал, отодвигая табурет, Прихватил с тарелки хрустящих луковых колечек.
– И правда пойду, – сказал он, – поставлю Иришке новую запись. Поскучаешь тут без меня?
Глеб махнул рукой, Иди, мол.
