Коллектив авторов - Полдень, XXI век (декабрь 2012)
– А вы сумейте, – спокойно откликнулся собеседник. И лицо его, и голос выражали нерушимую уверенность – всё так и будет. – Случай не рядовой. Вы ведь знаете, с кем имеете дело? Это опасный преступник. И он должен предстать перед судом. Живым.
– Операция – это только полдела. – Горюнов искал слова, чтобы объяснить этому властному человеку – никогда, ни при каких условиях медицина не может дать полную гарантию выздоровления. – Человеческий организм слишком сложная система. Здесь мало удалить сломанные детали и почти никогда не удаётся их заменить. Я сделаю всё, что в моих силах, но…
– Вот-вот, сделайте, – вновь перебил полицейский. – Вам и нужно-то – дотянуть до утра, а там мы перевезём этого воришку в нашу ведомственную больницу. Сразу не получилось: врачи «Скорой помощи» сказали, мол, не довезём. И сейчас, сразу после операции, его тоже трогать нельзя?.. Пусть будет так. Но парень должен выжить, доктор. Для точного и неукоснительного отправления правосудия.
Он внимательно смотрел Горюнову в глаза, будто сомневаясь, доходят ли его слова до сознания врача? И будто помогая взглядом сказанному проникать прямо в мозг. А Горюнов неожиданно для себя спросил:
– Что ему будет, этому мальчишке?
– Мальчишке? – иронично ухмыльнулся «серый». И тут же стал серьёзен: – Повторяю, это опасный преступник. – Помолчал секунду и вдруг взорвался: – Это для вас, интеллигенции сопливой, они мальчишки и девчонки!.. – Лицо его напряглось, голос зазвенел и обрёл человеческие эмоции. – Вы сидите в безопасных кабинетах, бережёте свою драгоценную шкуру и рассуждаете: ах, как нехорошо воевать с детьми, они ж всё это сделали по глупости! Это так гуманно – так рассуждать, а главное – так удобно. А мои люди тем временем идут под пули. Им всё равно, кто нажал на спуск – мальчик или мужчина.
– Кто на что учился… – криво усмехнулся Горюнов.
– Никто не гонит вас на баррикады, – холодно отрезал собеседник. – Для этого в холле и на выходе стоят бойцы СОБРа. А вы просто сделайте свою работу.
И поворачиваясь к выходу, кинул через плечо:
– Ну хоть это вы можете?..
Однако у двери полицейский притормозил.
– И вот ещё что, оставляю вам эксперта. – Взмах руки в сторону «холёного». – Это ваш коллега, очень квалифицированный специалист. Он приглядит, чтоб всё было как надо.
Дверь хлопнула.
«Холёный» по-хозяйски прошёл к центральному пульту:
– Так, что у вас тут?
– Всё, как обычно, мастер, – съязвил Горюнов. – Больные лежат, лечение идёт.
А что он ещё может, кроме как язвить? Обложили.
– Вижу… – многозначительно протянул коллега. – А это что? – и ткнул пальцем в синусоиду дыхательных циклов на дисплее.
Теоретик, понял Горюнов. Очередной теоретик, каких видел он на своём веку сотни. Даже аппаратуры не знает. Но будет советовать, дышать в затылок, путаться под ногами. И если что, повесит всех собак на него.
Пациента доставили уже через полчаса. Санитары ловко переложили безвольное тело – ещё действовал наркоз, и укатили. За дело взялись интенсивисты. Помогая друг другу, облепили больного датчиками. Вера принялась готовить дозаторы, Горюнов привычно настраивал блок полифункционального мониторинга и убеждался – операция действительно прошла успешно, угрозы жизни подопечного нет. Крови он потерял достаточно, но пулю извлекли, рану обработали. Плюс молодость. Послеоперационный период пройдёт, скорее всего, без неожиданностей.
«Хоть что-то вы можете?» – спросил «серый».
На кровати лежал опутанный проводами и магистралями дозаторов совсем молодой парень: скуластый, чем-то похожий на сына Антона. Только бледный, и черты лица заострились. Ну и дай тебе бог, подумал врач. Тут со всех сторон дёргают, мол, ты должен жить, – так оно и будет. Немного подлечим и…
– Пал Палыч, вам звонили?.. – шёпот Веры прозвучал заговорщицки донельзя.
Горюнов резко обернулся:
– Ты о чём?
– Ну… эти? – замялась Вера – Его сообщники?
– Так-так, давай-ка отсюда поподробнее, – насторожился Горюнов.
– Простите меня, Пал Палыч, – прошептала медсестра, наклоняясь к врачу. На заднем плане, у входа в бокс маячил проверяющий. – Это я дала им ваш телефон. Не сердитесь, честно, они хорошие ребята! Хотели, чтоб всем поровну… У меня друг в этой группе, рассказывал, что Робин…
– Ремня бы ему, этому Робину!.. – сдавленно прошипел Горюнов. – Натворили делов, теперь расхлёбываем. Сейчас подлечим, ничего твоему предводителю не станется, но потом ведь его судить будут…
– В том-то и дело, – всхлипнула Вера, – что не будут. Алик говорит, они тайный фонд вскрыли какого-то политика. Там деньги были… для всяких махинаций. Робин зачем им живым нужен – деньги вернуть. А потом убьют по-тихому, живым не оставят…
Горюнов чуть развернул монитор, чтобы на стеклянной панели лучше видеть размытое отражение эксперта. Тот стоял у входа в бокс, пялился на работу бригады. Близко не подходил, явно не очень-то понимая, чем занимаются врач с сестрой.
– Чёрт бы вас побрал!.. – выругался шёпотом Горюнов. – Играете в игры, за которые голову оторвать могут… Лучше бы вначале этой самой головой думали!..
– Пал Палы-ы-ч!.. – совсем уже заскулила Вера. – Сделайте что-нибудь, миленьки-и-й!.. Вы же умный, вы ж всё можете! Ну придумайте что-нибудь…
– Что я придумаю? – огрызнулся Горюнов. – Тут везде спецназ. За нами наблюдают. Да и последствия – сама понимаешь…
– Он же для всех как лучше… – едва слышно выдохнула Вера. – Всем помочь хотел…
Хотел. Горюнов вон тоже хотел. Когда у Маши обнаружили диабет, он даже не очень-то и насторожился. Неприятно, конечно, инсулин вводить нужно регулярно. Но жить можно. А потом всё покатилось как снежный ком: злокачественное течение, отказали почки. Коллеги лишь разводили руками, а он уже возил жену – жёлто-серую, отёчную и одышливую – на диализы. Каждые три дня.
Помочь могла лишь пересадка почки, но и здесь он наткнулся на глухую стену. Очередь, недостаток трансплантатов, безумная цена за операцию. Или взятка – такая, что собрать подобную сумму он не мог при всём желании. «Ты же врач, – говорил Антон, – сделай что-нибудь!..»
«Хоть что-то вы можете?» – бросил «серый», уходя.
А что он мог? Бегал, стучал в двери всех доступных инстанций. Просил, умолял. В ответ участливо качали головой – держитесь, коллега, никто не застрахован от неприятностей. Похлопывали по плечу – сделаем всё, что в наших силах, но вы же понимаете, не всё так просто. А потом нагноился шунт, на фоне диабета сепсис полыхнул, как пожар. И Маша сгорела, стремительно и неизбежно, а коллеги прятали глаза: «Паша, ты же знаешь – мы не боги».
После смерти матери сын уехал на Дальний Восток, слал редкие письма на мэйл да иногда звонил.
