Дэвид Лэнгфорд - «Если», 2000 № 06
Тони допил узо. Когда он в последний раз виделся со своим бывшим закадычным другом Дагом Гастингсом, тот сказал:
— Держись от меня подальше, чучело гороховое. Приказ такой. Идет? Ты точно не обиделся?
— Ну что ж, я предполагал, что вы не станете распространяться о своей деятельности, — сказал Бресслер и помахал своей чашечкой-наперстком — еще порцию кофе, дескать. — Но вы прошли соответствующую выучку. Включите свой мозг, Питер. Как мне взять пробы крови у этих людей?
Тони осторожно ответил:
— Так сразу, не думая, я ответить не могу.
— Разумеется, разумеется. В мотеле я передам вам журналы наблюдений, мои заметки, все, что есть. Это провидение вас мне послало, Питер. У меня было предчувствие. Готовы?
Тони решил сделать следующее: кинуть в чемодан материалы коллоквиума, которые уже у него на руках, а утром вернуть ключ и дать деру.
Возвратившись в свой номер, он тоскливо уставился на гору бумаг; портье всучил ему новую пачку докладов, а Бресслер добавил свою пухлую папку. В голове у Тони словно гремел далекий монотонный прибой; в этот вечер он выпил свою годичную норму алкоголя плюс одна-две бутылки. Сон не шел. В голову лезли мысли о номере, в котором сейчас наверняка развлекаются Уитком и Джорджина (интересно, как он обставлен — неужели там такой же диван, как у Тони, такой же журнальный столик и точная копия этой вот широченной кровати). Тони схватился за научные материалы. Нет, не за папку Бресслера — ее он отложил в сторону. Но обрывки рассказа профессора — отдельные фразы, не связанные логически между собой — настойчиво вертелись в голове Тони. Возможно, предположил он, Бресслер именно так и изъяснялся — несвязными фразами.
Затем, поскольку его работа состояла в том, чтобы сжимать десяти-, пятнадцати- или даже двадцатистраничные научные доклады до одного абзаца, который, пусть даже временно, казался бы читателю понятным, Тони обнаружил, что пытается проделать то же самое с вечером, проведенным в обществе Бресслера.
Гены — вот кто тайные властители Вселенной. Вспомнив эту фразу, Тони вытаращил глаза, но Бресслер действительно ее произнес. Ладно, допустим. Гены властвуют над телом, в котором обитают, общаются с ним; предписывают ему цвет волос — черный там или рыжий. И шелковистую кожу, и бездонные океанские пучины вместо глаз… Тут Тони приказал себе не отвлекаться. Гены бессмертны, за исключением тех случаев, когда их носители умирают, не оставив потомства. Они определяют такие характеристики, как уровень интеллекта, аллергические реакции, темперамент…
Тони зажмурился, пытаясь припомнить, как все это связано с ангелами. Шестьдесят восемь процентов опрошенных верят в ангелов; сорок пять процентов из них верят, что имеют личного ангела-храни-теля. Ага, вот оно. «Ангел-хранитель» — читай: «гены».
Каждый человек лично или понаслышке знает кого-то, кто чудом избежал верной смерти или тяжелых травм. Единственный уцелевший в авиакатастрофе; младенец-подкидыш, не замерзший при нулевой температуре; счастливая развязка автомобильной аварии, которая по всем параметрам должна была стать фатальной…
«Забудем ангелов, забудем шестое чувство — интуитивное предчувствие опасности. Задумаемся вместо этого об аллелях[8], об удачных комбинациях аллелей. Гены — тайные властители, а некая конкретная комбинация аллелей, конкретный ген — возможно, несколько генов — подчас начинает властвовать над всеми остальными генами. Какова цель всего этого, мы можем лишь гадать. Эти феноменальные гены способны навязывать другим генам свою волю: изменить метаболизм таким образом, чтобы замерзающий младенец выжил; так отрегулировать деятельность сердца и легких, что утонувшего удастся откачать; так изменить природу всех тканей человеческого организма, что счастливец, посвистывая, удаляется на своих ногах с места, где его чуть не расплющило в лепешку…»
Тони зевнул. Бресслер говорил куда дольше, еще часа три, но Тони сжал, перекомбинировал и отредактировал его лекцию, сделав ее логичной и связной. «Черт, — подумал Тони, — как жаль, что нет аспирина». Тони удалось превратить полный двор мусора в маленький аккуратный пакетик… увы, того же мусора. Приняв душ, Тони лег на кровать и почувствовал себя непоправимо одиноким на ее бескрайних жестких, холодных, синтетических просторах.
К семи тридцати он уже встал и оделся с твердой решимостью сбежать, пока люди с Западного побережья… пока гости из Беркли… ладно уж, скажем прямо: пока Джорджина не успела продрать глаза. Заказал завтрак в номер. Дожидаясь еды, запихнул материалы коллоквиума в портфель. Бумаги Бресслера он решил отдать портье — пусть положит в почтовый ящик профессора, или выкинет, или вообще сделает с ними, что захочет. Когда, кроме этих бумаг, под рукой у Тони не осталось ничего, он все-таки пробежал их взглядом.
Сверху лежали досье на субъектов исследования. Эверетт Симмс в одиннадцать лет был найден под снежной лавиной, с температурой тела 63 градуса по Фаренгейту. Оправился без каких-либо последствий для здоровья. В девятнадцать лет он упал с двухсотфутового обрыва — и ничего, отделался легкими ушибами… Вера Танджер была единственной, кто остался в живых после взрыва в ресторане; она же уцелела после того, как с ее заглохшей на переезде машиной столкнулся поезд… Карл Уэли — два чудесных спасения… Беверли Вэнь — два… Стэнли Р. Григгс — три…
В дверь постучали, и Тони сунул бумаги назад в папку. Прибыл его завтрак. За спиной официанта маячил доктор Бресслер. Профессор так рвался в номер Тони, что готов был отнять тележку с завтраком у официанта.
— Питер, как я рад, что вы уже не спите! Прочли мои материалы?
Тони жестом попросил поставить блюда на столик, подписал счет и молча указал официанту на дверь.
— У вас там нет еще чашечки? — спросил Бресслер. Официант выдал ему чашку и блюдце. — Можете принести еще кофейник, — заявил Бресслер. Устроившись у столика, он начал снимать крышки с тарелок.
Завтрак они разделили на двоих. Профессор беспрерывно говорил.
— Меня интересуют субъекты, у которых в активе, как минимум, два спасения, — заявил он. — Но и три — довольно частый случай. Бывает даже четыре. Но двух достаточно. Тех, у кого зафиксировано только одно спасение, я исключил. Одно происшествие можно счесть счастливым стечением обстоятельств, но два, три, четыре? Это уже не закономерность! Истинное количество спасенных на свете неизвестно никому — ведь далеко не все несчастные случаи регистрируются. Я остановил свой выбор на пятерых субъектах, живущих относительно недалеко от Нью-Йорка. Предполагал, что это облегчит сбор проб. Мне нужны волосяные фолликулы, слюна, кровь, соскобы с кожи — сами понимаете, вы же ученый. Но четырежды за последние два года аспиранты, которых я посылал за образцами, сами становились жертвами. Одного ограбили — вместе с другими вещами у него отняли щетку для волос, которую он украл у субъекта. За другим погналась злая собака; убегая, он упал и сломал ногу. Третий даже не смог подойти к субъекту — Мата Хари какая-то, а не женщина… Словом, к идее возобновить усилия мои ученики относятся довольно прохладно.