Чарльз Шеффилд - «Если», 1996 № 10
Глянув на Паркса, Миклинн сообщил:
— Я наконец нашел Аранго. Надо его вызволить.
— Где он? В тюрьме??
— Где же еще!
Он собрался уходить, однако Паркс успел показать на меня и спросить:
— А с этим что делать?
Миклинн притормозил, полуобернулся, потер подбородок и бросил через плечо, уходя:
— Внеси его в списки, Паркс. Клоун, предрасположенный к самоубийству, нам всегда пригодится.
Вижу, вижу! Вижу его, и вижу его страх. Да, Миклинн тоже способен испытывать страх. Ребенок из бедной семьи, отец — безработный, мать пьет горькую, брата посадили. Все они неудачники. Вот чего страшится Миклинн — потерпеть неудачу. Он пронес этот страх через колонию для малолетних — там были ребята старше и сильнее его, а он все равно побеждал их. Принимать вызов судьбы, ставить перед собой все более сложные задачи, неустанно доказывать, что он не неудачник, — и всегда побеждать. Он никогда не проигрывал, и тем не менее его гложет навязчивый страх проиграть. Видит ли он самого себя столь же ясно, как я вижу его? Слезы текут у него по лицу, он простирает ко мне руки: «Прекрати это! Прекрати!..»
Отвожу взгляд от пруда и от пламени в небе. Паркс — живая душа, распростертая на пористой почве. Решение посвятить себя Богу, посвящение в сан, назначение капелланом в космический корпус — и затем он отверг все это. Комплекс вины. Смилуйся, комплекс вины! Паркс верит, что происходящее сейчас — его кара. Заслуженное наказание. И комплекс переходит в страх — что если, отказавшись от Бога, он был не прав? Как ни съеживаюсь, все равно чувствую дыхание жара с небес. «Паркс! Паркс!..»
В тот вечер, вскоре после того как я оформил бумаги в связи с вылетом и получил свой диплом, мы с Парксом сидели на куче оборудования на Базе девятого сектора, примыкающей к территории академии. Солнце планеты Масстоун прожигало все вокруг, кроме Паркса, который вроде бы и не замечал жары. Какое-то время он присматривался ко мне, потом оглянулся по сторонам и тогда уже рискнул высказаться:
— Этот настойчивый вопрос насчет педиков и святош… тут дело глубже, чем кажется.
Я фыркнул, скрестив руки на груди.
— По-вашему, Миклинн — безгрешная душа, благородное просветленное сердце?
Паркс, осклабившись, покачал головой.
— Нет, сэр, ничего подобного. По-моему, Миклинн — ханжа, самый отъявленный, какого я когда-либо видел. Но при том он искренне не хочет, чтобы чьи бы то ни было слабости отразились на результатах экспедиции. Д’Маан — проблема особого рода. Неспроста среди нас нет ни одной женщины.
Теперь настала моя очередь покачать головой.
— Миклинна следовало бы посадить в клетку и поместить в зоопарк. Где его только выкопали?
Ухмылка Паркса погасла, глаза сузились.
— Рэд Миклинн состоял в космическом корпусе еще в ту пору, двадцать три года назад, когда мы были в подчинении Соединенных Штатов Земли. С тех пор как корпус перебрался в девятый сектор, для Рэ-да настали тяжелые времена. Он вольная птица, а здесь у всех аллергия на инициативу…
Я не сдержался и фыркнул снова.
— Вольная птица, подумаешь! Что на этом Д’Маане такого особенного, что Миклинн позволяет себе нарушать стандартную процедуру комплектования?
— Ответ прост. Он не хочет, чтобы кто бы то ни было отвлекался от задач экспедиции под любым предлогом. Это очень необычная экспедиция. Он не хочет, чтобы наш разум был затуманен ревностью, предрассудками и вообще любыми чувствами, которые можно взять под контроль. По крайней мере, я понимаю поведение Миклинна именно так.
— Взять под контроль? Кто или что может взять наши чувства под контроль?
— Не знаем. Понимаете, Дин, корпус уже выполнил несколько поручений Совета арапетян, превращая планеты-жаровни и планеты. — морозильники в миры, где можно жить. Миклинн принимал участие в трех таких экспедициях. Однако Д’Маан — тут нечто совсем другое. С орбиты не заметно никаких признаков враждебных стихий. Роскошные океаны, бесчисленные хрустальные озера, мощные ковры лесов, богатейшие пастбища, — в общем, земля обетованная. Так Д’Маан и переводится с арапетского — земля обетованная. Арапетяне с нашей помощью освоили восемь планет в пяти солнечных системах, но самая близкая к ним приемлемая планета — Д’Маан, а там они не сумели даже палатку поставить…
— Что же там такого особенного?
— Все арапетские экспедиции, совершавшие там посадку, просто испарились. Орбитальные станции зафиксировали несколько минут связи, затем — молчок. В конце концов Арапет поклонился в ножки корпусу. Это было два года назад. Мы организовали свою экспедицию, но все ее участники тоже сгинули — кроме одного. Был использован спускаемый аппарат с автоматическим возвратом, и когда он вернулся, те, кто оставался на орбите, вынули начальника экспедиции целехоньким, но полностью выжившим из ума. Между прочим, он не оклемался и до сих пор.
Я всплеснул руками.
— Но почему теперь выбрали именно Миклинна?
— Просто он согласился взяться за дело, от которого отказались все другие.
В дальнем конце посадочного поля показалась штабная машина, въехала на полосу и устремилась в нашем направлении. За рулем, как выяснилось, сидел Миклинн. А рядом — совершенное чудище с длинными черными свисающими усами и недельной щетиной на подбородке. Машина затормозила. Миклинн, потянувшись, открыл правую дверцу и выпихнул пассажира ногой. Тот встал на взлетной дорожке, высокий, грузный, одетый в грязную гражданскую одежонку. Из машины вылетел пакет и приземлился у его ног. Человек поднял руку, безмолвно ткнул пальцем в Миклинна. Тот ответил взрывом хохота, затем машина развернулась и укатила. Высаженный нагнулся, поднял пакет и направился к нам, точнее, к Парксу.
— Ты знал об этом, Паркс?
Бывший штабник кивнул.
— Как поживаешь, Макс? — И повел головой в мою сторону: — Познакомься, это Кевин Дин. Дин, разрешите представить вам старшего помощника командира, Максимиллиано Аранго.
Аранго сплюнул себе под ноги.
— С чего Миклинн взял, что я соглашусь работать с ним снова?
— Рэд так хочет, — улыбнулся Паркс. — А больше его ничто не интересует.
— Из-за этого хвастливого сукиного сына меня выставили из корпуса! Чтоб меня черти взяли!
Паркс кивком показал на пакет, брошенный Миклинном.
— Может, черти и заинтересуются тобой, если не наденешь форму прежде, чем Миклинн вернется. — И, обернувшись к ближайшему административному зданию, добавил: — Можешь переодеться там.
Секунд пять Аранго пристально изучал Паркса, затем сбросил гражданские тряпки и, стоя на дорожке нагишом, не спеша открыл пакет. Вынул форменный костюм, расправил куртку — она сверкнула новенькими зелеными с золотом нашивками помощника командира. И, уже с ухмылкой, поднял глаза на Паркса:
