Виктор Потапов - Последнее колдовство
Млава тихонько вздохнула.
Наконец слуги покинули зал, и Мензибир сказал: - Я отослал их, чтобы не мешали нашему разговору. Я сам буду прислуживать вам, леди Млава.
- Благодарю, сэр рыцарь.
- Меня зовут Элджернон.
Млава наклонила голову. Обед начался.
- Не соблаговолит ли леди поведать мне о тех несчастьях, что вынудили отправиться ее в столь дальний и столь опасный путь? - спросил хозяин замка немного погодя.
- Мне будет больно вспоминать все ужасы, что довелось увидеть.
- Быть может, леди сообщит, в какие направляется края? Я провожу с охраной ее до места. Буду рад служить прекрасной даме.
- Мне некуда идти... - ответила, помедлив, Млава. - Теперь я совершенно одинока в целом свете.
Стукнул о стол кубок. Млава тревожно взглянула на руку Мензибира. Она дрожала, пальцы побелели, стискивая золото, темные капли вина стекали медленно по мим.
- Леди может жить в Сен-Глане, сколько пожелает, - сказал хозяин внезапно охрипшим голосом.
Млава молчала. Чутье подсказывало ей: началось.
- Прошу быть моей гостьей. Клянусь, что ни обиды, ни бесчестья не будет вам нанесено, покуда жив я!
Горькая улыбка промелькнула на лице Млавы.
- Я благодарна вам за все, но крайняя нужда заставляет меня покинуть ваши владенья не позже завтрашнего вечера.
Раздался грохот: отлетело в сторону кресло.
Мензибир бросился к Млаве, упал на колени.
Сжавшись в углу кресла, она выставила вперед ладони, защищая себя от влюбленного рыцаря и ограждая его от своего разящего взгляда.
- Будьте благоразумны, Элджернон! - воскликнула она. - Вы только что клялись. Клялись!
Он застонал, закрыл лицо ладонями. Потом вскочил и отошел к окну. Немного постоял, бездумно глядя вдаль. Потом заговорил:
- Клянусь еще раз! Двойная клятва нерушима. Пусть леди будет снисходительна ко мне, любовь вдруг помутила разум. Давно пусты покои моей супруги, чумою унесенной трепетной Лавлин. Я долго дань платил любви умершей, годами тосковал. Подумал: теперь настало время траур снять. Но... я ошибся. Был слишком тороплив и напугал вас. Прошу простить и только об одном еще - быть моей гостьей. Я досаждать не стану вам. Нет! Нет! Останьтесь! Не может быть, чтобы любовь моя в конце концов вас не зажгла!
Млава покачала головой. Но Мензибира ей вдруг стало жаль - он тронул ее сердце.
- Нет... это невозможно... Если я останусь, то умру. Такова судьба... И с этим ничего нельзя поделать. Должна закончить я одну историю. Опасную...
Она застыла вдруг, как изваянье. Молнией пронзила, оглушила громом ее внезапная безумнейшая мысль! "И если..." - прошептала Млава про себя и вслух продолжила:
- И если после этого в живых останусь... я... я... могла бы вернуться! Но может быть, до той поры минуют годы.
Хозяин замка обернулся, подошел к столу и, подняв кресло, сел.
- Что ж это за ужасная история? - спросил он тихо. - Поведайте! Мне легче будет ждать.
- Всего я не могу сказать. Но... слушайте. Заклятье страшное связало мою судьбу с судьбой другого человека. Пока его я не настигну, не встану с ним лицом к лицу, я полюбить не властна никого.
- Тот человек - мужчина?
- Да, мужчина.
- Его вы любите?!
- Будьте милосердны! Ни слова больше. Не пытайте! Вы причиняете мне боль! Удовлетворитесь частью тайны. Тем, что могу и что желаю вам открыть.
- И все же, может быть есть средство? Колдовство?
- Нет, Элджернон, нет! Что есть, то есть. Судьба. Только дитя ждет справедливости от жизни. Мужчина принимает не ропща все, чем оборачиваются его поступки. Теперь от нас обоих требуется это. Поверьте мне.
Влюбленный рыцарь застонал. Одним глотком свой кубок осушив, швырнул его в отчаянье бессильном в угол.
- Вот мука! Мука! - вскричал он, запрокинув голову. - Чем я перед богами провинился, что шлют мне испытанья, одно другого тяжелей?! Что делать мне теперь?! Любить вас иль возненавидеть?! Теперь вы - жизнь и смерть, вы черное и белое одновременно. Вы - дева, сотканная из света и зари, прелюбодейка со стройным станом и кошачьими движеньями, русалка в водяных цветах, вы - хищница с горящими глазами. Вы - все! Вы - все! Да жил ли я до нынешнего утра?!.. И живу ль сейчас?!..
Он замолчал, прикрыв любовной болью искаженное лицо руками.
Печально, горько, пусто было Млаве в этот миг. Вот сердце верное и чистое! Он - первый, кто хоть на время смог ее любовным чарам противостоять. Он любит сам! Ее ж судьба - за Ратибором гнаться. За тем, кто ищет силы, чтоб ее убить!
- Вернусь, если жива останусь, - шептала Млава с ласковою грустью. - Я не могу любить вас нынче. Но дайте срок. Не уничтожьте все... Не все! Но малую надежду, своим безумством.
- Я... - начала она, но не смогла договорить.
Поплыло все перед глазами. Стремительно рванулся мрак навстречу, расступился. И в свете дня явился Ратибор. Единственный, мучительно любимый и желанный!
Скорее в путь! Скорее в путь!
Очнувшись, Млава с кресла поднялась, не помня ничего, что говорила Мензибиру мгновения тому назад. Волчицей рыщущею обошла по кругу зал и встала перед Элджерноном.
Вот! Вот помеха! Долой ее!
Словно примерзший к месту, рыцарь в очи колдовские смотрел, смотрел. Они все ближе, ближе. Он застонал от боли и от страха.
- Бежать! Бежать! Пока ты не прожгла меня насквозь!
- Нет! Нет!? Кто б ни была ты - праматерь наслаждения греховного, невинная святая дева, дьявола наложница иль жертва злого колдовства - ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! ЛЮБЛЮ! Ты - свет единственный мой в жизни!
Как от удара, откачнулась Млава. Стояла, запрокинув голову, с закрытыми глазами. Шаталась и дрожала. Неведомые силы боролись в ней, терзали грудь, в клочья рвали сердце несчастной, обреченной, вины своей не ведающей женщины.
Потом, едва передвигая ноги, Млава отошла к камину и зарыдала, не роняя ни одной слезы. Зарыдала- впервые в жизни!
От страшной муки царапала ногтями засаленную, закопченную решетку...
О, женщина! Ты - мир и горе, ты - нежность тихая и страсть. Ты - ВСЕ!
Уже вторые сутки Ратибор гнал коня по пустынной равнине. Иногда ему встречались следы стоянок кочевавших по тундре племен, но самих людей царевич не видел ни разу. Дул сильный ветер, и короткая редкая трава прижималась к земле, словно уши испуганной собаки.
Монотонный топот копыт сливался с мыслями - то с надеждой, то с отчаяньем. Наконец, к вечеру второго дня у горизонта над плоской равниной тундры начал вспучиваться гигантский холм Лабиринта. Он быстро рос, превращаясь в затмевающую небо гору, на склоне которой лежало красное закатное солнце.
За несколько тысяч шагов до конца пути глухой стук копыт сменился звонким цоканьем, и под ногами коня замелькали выложенные по две в ряд широкие каменные плиты. Дорога стала понемногу подниматься в гору и неожиданно оборвалась, открыв взгляду широкую мощеную площадь, ведущую к узкой арке высокого входа.
