Илья Яковлев - Черный снег (без конца)
Борис разозлился. В чём этот баран его упрекает?!
— Слушай, капитан! Мы с тобой не друзья, а просто знакомые. А жаль, что мы вообще знакомы. Потому что именно об этом нашем знакомстве знает моё руководство. И именно в связи с этим оно припахало меня поехать сюда вместе с «соседским» спецназом в качестве парламентёра. Сам бы я — ни за какие коврижки! Вы мне нужны, как корове — седло. Посему можешь оставить тон, которым говорят с друзьями, которые тебя предали.
— Не кипятись, — примирительно сказал «Отвага», — Пришёл парламентёрствовать — парламентёрствуй. Чего хочет твоё начальство? Впрочем, он махнул рукой, — Можешь не говорить. Сам знаю. Чтобы я прекратил безобразничать и признал новую власть.
— Ну, и? Ты сам за меня уже всё сказал. И абсолютно верно.
Кравец с шумом выдохнул и поставил стакан на стол перед собой. Упёрся обоими руками о крышку стола, как будто бы собираясь встать, напрягся и чётко, разделяя слова сказал, как припечатал:
— Ни на какие сделки с новой властью я не пойду! Это — хунта.
Борис свёл зрачки к переносице:
— Хосподи, словей-то каких нахватался! По радио, что ли? Аль, по ящику? «Сделки», «хунта»! А себя ты что, вообразил Сальвадором Альенде? Решил погибнуть за идеалы демократии?
— Какая еще — «Омальенда»? — недоумённо вскинул брови Кравец.
— Культура и эрудиция — на уровне! — саркастически сказал Борис, Сальвадор Альенде — президент Чилийской республики, социалист. Был убит во время переворота 73-его года, произведённого чилийской армией во главе с генералом Пином, именуемым потом Пиночетом. Последними его словами было: «Да здравствует Республика!» Помер, согласно легенде, обвязавшись государственным флагом.
У «Отваги» невольно загорелись глаза. Борис с досадой подумал, что зря он так красочно расписал смерть чилийского президента. Нормальный человек сразу бы уловил сарказм, заключённый в этой красочности, но то — нормальный, а «Отвагу» к этой категории причислить сложновато. Он сразу ярко представил себе, что после того, как он, ни о чём не договорившись с Кравцом (а чтобы догадаться о том, что они не договорятся, не надо было быть ни Нострадамусом, ни просто экстрасенсом), уйдёт, этот «гений» сразу же прикажет снять знамя с крыши, или достать другое из запасника, чтобы иметь его под рукой, когда «спецы» начнут штурмовать его твердыню. Но он всё же предпринял ещё одну попытку переубедить этого упрямца:
— Так что? Решил погибнуть «смертью храбрых»? За демократию?
— А что? — азартно сказал «Отвага», — Она того, по твоему, не стоит?
Борис, как наяву, представил себе картины, проносящиеся в данный момент в Кравцовском воспалённом воображении. Вот он, Кравец, прикрывает грудью амбразуру дзота… Нет, кидается, обвязанный гранатами, под танк с «проклятыми фрицами»… Не. Ещё круче! Картина — «Свобода на баррикадах». Вместо грудастой бабы — «Капитан Отвага» со знаменем, вокруг поднимаются на «последний и решительный» его «рейнджеры» с размалёванными рожами… Борис отогнал от себя эти видения, как гонят дурной сон или чертей при приступе белой горячки:
— То дерьмо, которое у нас называют демократией — не стоит. Оно вообще ничего не стоит по сравнению с ценой человеческой жизни. Нормальная демократия стоит. Может быть, стоит. Её никто ещё по настоящему и не видел. И не только у нас, но и на западе тоже. А о людях своих ты подумал? Ты — ладно! Дурака могила исправит. А они?
Кравец набычился:
— Они — как я!
— Правильно, как ты! Так вот и думай своей башкой в первую очередь о них. А не за них, что ты сейчас делаешь. Они ж за тобой, как овцы, а ты этим пользуешься. Я почти уверен, что эти дети сейчас в полной уверенности, что это цирк, который уедет, а они, как те клоуны, останутся. С орденами и медалями за верность «законно избранному». Ах, какие ж мы герои!.. Да как мы смело и решительно… Да не взирая!..
— А что, разве не так? — наморщил лоб «Отвага», — Раньше всегда так заканчивалось…
Тут Борис взорвался. Боже, что за идиот! Всё бы ему в войнушку, прям дитё малое! Кретин хренов! Он заорал так, что зазвенели стёкла в кабинете:
— Дебил! Очнись, ты %#ешь! Ты хоть список нового кабинета видал?!
— Нее… — помотал головой Кравец.
— Это САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ ПЕРЕВОРОТ!!! Это — не цирк! И им нужна показательная кровь, @#$ядь, чтоб другим было неповадно! А ты, кретин, вместе со своими такими же кретинами, подставился! Дал им повод, мать твою @#!
Тут Борис невольно осёкся. Сам того не ожидая, он в своих словах Кравцу оформил в словесную форму догадку, до тех пор неосознанно мелькавшую у него в голове с того самого момента, когда Воротилов приказал ему участвовать в этой вылазке. Неожиданно для самого себя он понял, что Кравец со своими архаровцами обречён. Обречён с самого начала. Никто и не собирался по настоящему вести с ним переговоры. «Отвага» идеально подходил для задуманного: упрям, как осёл, ты, Боренька, ужо с ним поговори, обломись, естественно и мы спокойно умоем руки. Сделали всё, что могли. Он сам виноват.
Борис рухнул обратно, на диван, с которого вскочил, когда начал орать на «Отвагу» и обхватил руками голову. Вопрос теперь был только в том, когда начнётся штурм. Дождутся, когда он выйдет? Тут до него дошла ещё одна вещь, о которой он мог бы догадаться сразу, не заходя на территорию отряда: никто не будет дожидаться его выхода, майор «спецов» не просто так послал с ним двух своих лбов…
…Всё произошло буквально в считанные минуты. Из коридора послышался лёгкий шум и хлопки выстрелов, сильно сглаженные ПБСами, то есть глушителями. Кравец, даром что тугодум, сразу всё понял, бросил на Бориса взгляд, полный нескрываемой ненависти, и схватился за кобуру…
Он не успел даже наполовину вытащить ствол из кобуры. Дерьмантиновая дверь с треском распахнулась и на пороге возник майор-«спец»…
Первый выстрел попал «Отваге» в плечо и его рука, так и не вытащившая пистолет, повисла безжизненной плетью. Вторая пуля угодила уже наполовину беспомощному Кравцу в правый бок и бравый капитан рухнул на пол, отброшенный мощным ударом её такого, вроде бы небольшого, всего девятиграммового, но всё равно, несущего боль и смерть тельца. Сквозь пальцы рук Борис, как в замедленном показе, видел, как майор пружинящими, лёгкими шагами подошёл к лежавшему на полу Кравцу и чётко, как в тире, всадил ему последнюю, третью пулю прямо в голову…
Контрольный выстрел. Выстрел, поставивший последнюю точку в романе под названием «Жизнь и удивительные приключения капитана Кравца».
Майор стоял напротив Бориса, продолжавшего сидеть на диване закрыв лицо руками. Постояв так с минуту, он положил свою руку на плечо Бориса и тихо произнёс:
