Геннадий Тищенко - «На суше и на море» - 80. Фантастика
Мы оказались под звездами и луной, которая проложила сверкающую дорогу на поверхности океана.
— Вы добрый человек, поэтому я вам и доверился. Вы знаете, у дельфинов я научился узнавать людей и редко ошибаюсь, так как могу слышать то, что они говорят иногда только самим себе…
Мы вышли из машины, свернули с шоссе, и я споткнулся о прибрежный камень, ослепленный блеском лунной дороги и оглушенный могучим шумом прибоя.
— Сядьте здесь! — сказал мой проводник, и я сел как загипнотизированный.
Передо мной расстилался Тихий океан. Но сейчас это был не тот океан, о котором я мечтал еще ребенком, и не тот, в котором я купался вчера. Это было нечто бесконечное, гипнотизировавшее меня мириадами серебряных глаз и звавшее меня голосами мириадов живых существ. Все это устремлялось ко мне, а я шел к нему с ощущением, что возвращаюсь туда, откуда когда-то в незапамятные времена вышел.
— Вы меня слышите? Очнитесь и слушайте меня!
Мой проводник, склонившись ко мне, тряс меня за плечи.
— Что? — спросил я. — Мы пришли?
— Да, — ответил он, и я удивился, потому что ожидал чего-то другого.
— Сейчас я их позову, — сказал он. — Но не делайте ничего такого, чем можно их оскорбить. Сидите неподвижно и слушайте! Слушайте меня и слушайте себя. Обдумаете все потом, сейчас самое важное — верить! — Он говорил громко и внушительно, но, может быть, просто пытался перекричать прибой? — Нужно верить, понимаете? Верьте тому, что услышите в самом себе. В этом нет ни мистики, ни самовнушения! Это как разговор с самим собой. Если захотите их спросить о чем-нибудь, спросите себя, если захотите им что-то сказать, скажите себе. Но это не так просто. Нужно быть абсолютно искренним, таким искренним, каким человек очень редко бывает даже с самим собой. И самое трудное для нас, людей, — освободиться от притворства и самообмана, лицемерия. И если вам это удастся, вы будете разговаривать с дельфинами. Потому что это язык жизни во Вселенной. Мы тоже его знаем, каждый человек держит его в клетках своего мозга, но он так редко в нас звучит, что мы перестали его понимать. Вот почему сейчас нужно просто поверить в него, по-ве-рить!
Последнее слово он произнес по слогам, и каждый слог прозвучал во мне с большой силой. Каждая клетка моего тела дрожала и гудела в такт вздохам океана. Мой спутник подошел к самой воде, устремив взгляд в пространство. И я видел, что он уже не безумец, каким казался мне вначале, а как бы часть того, что доносится из самых недр рассеченного лунной дорогой океана. Я сидел и внимал, уже не понимая, идет ли этот зов от моего спутника или ото всего вокруг.
— Я ждал тебя вчера, — услышал я внезапно.
— Прости! — раздалось в ответ. — Я сегодня не один.
— Вижу. Кто с тобой?
— Человек, который тоже вас любит.
— Он боится.
— Да, пока еще боится, но это добрый человек. Где другие?
— Сейчас появятся. Они уплыли наловить для тебя рыбы.
Я напряженно всматривался в неподвижную фигуру, склонившуюся к воде, и слышал два голоса, которые были абсолютно одинаковые, и все же они принадлежали разным существам. Внезапно мой проводник оглянулся, я вздрогнул…
— Первый приплыл, — сказал он мне.
— Я понял, — ответил я. — Я слышал ваш разговор.
— Слышали? Тогда все в порядке! А видели его? Вон там!
Я вытянул шею, не вставая с места: большое блестящее черное тело покачивалось на тихих волнах и медленно приближалось. Мне показалось, что я встретился с ним взглядом.
— Скажите ему, — попросил я, — что я не боюсь их и что я действительно их уважаю!
— Хорошо, — ответил нерешительно мой провожатый, и я напряг свой внутренний слух.
— Слышали ответ? — спросил он меня через некоторое время.
— Нет, — ответил я.
— Потому что себе вы говорите другое. Я же вас предупредил, что нужно быть искренним!
— Что он ответил?
— Вы боитесь. Боитесь океана, меня, того, что они несут в себе, и того, что в вас и что пытается соединиться с тем, что в них.
Я закрыл глаза и попробовал сосредоточиться, уйти в себя. Что-то новое росло и росло во мне, вытесняя суетные желания и мысли. И я услышал собственный голос.
— Разве я боюсь?
— Да, ты боишься, — ответил мне другой голос, но он был неотличим от моего. — Боишься, потому что не знаешь этих сил, потому что никогда не пытался найти их ни в себе, ни вне себя.
— Сейчас уже, кажется, не боюсь, — проговорил я.
— Да, уже боишься меньше. И мы можем стать друзьями. Ты перестаешь быть человеком, считающим себя венцом природы, и я для тебя перестану быть животным, и мы сможем понять друг друга. — Он засмеялся и весело перепрыгнул через волну, как это обычно делают дельфины. — Я тебе изложу наши истины, а ты мне свои. Так разговаривают друзья, а раз мы друзья — не будем обижать друг друга, ладно?
Я попытался вспомнить свои истины, чтобы рассказать о них, но не смог; словно все они уплыли в темноту и тишину. Поэтому я спросил:
— За что же вы нас любите?
— А разве можно не любить своего брата, если он даже в чем-то и заблуждается?
— Это ваша истина?
— Да, — ответил он.
— Два и два четыре, — сказал я внезапно.
— Что это значит?
— Это одна из наших истин.
— Я не понимаю, — произнес он смущенно.
— Привет, дружище! — раздался еще один голос. — Я понимаю! Это ваш счет, да? Самое большое ваше заблуждение!
— Почему заблуждение? До сих пор я разговаривал с одним дельфином, сейчас приплыл ты. Один дельфин и один — это два дельфина.
— Нет, есть только один дельфин и… дельфины. И так со всем.
— Ага! — сказал я торжествующе. — Для вас существует только единица и множество. Да ведь это самая примитивная ступень восприятия.
Оба дельфина перевернулись через голову в волнах, и я услышал смех, веселый и безобидный. Потом второй дельфин сказал:
— Ты можешь пересчитать волны в океане? Можешь пересчитать звезды во Вселенной или измерить бесконечность? Счет нужен для движения тела, но он мешает духу проникнуть в бесконечность.
А вы привыкли все считать, и тяжелее всего вам бывает, когда чего-нибудь слишком много.
Я хотел возразить, но вдруг осознал; что они правы, что понимают Вселенную лучше нас, может быть, потому, что живут в океане, а он дает более верное представление об изначальном космосе.
— Говорят, когда-то мы были очень близки, — грустно заговорил первый дельфин. — Но насколько подвижнее и совершеннее стали ваши конечности, настолько неподвижнее и примитивнее стал ваш дух. Вы убиваете друг друга. Тяжко нам видеть, как ваши плавающие и летающие дома тонут в океане, а вы становитесь пищей рыб. Когда-то вы хотя бы с нами не вели войны и считали нас своими друзьями, а теперь вы уничтожаете и нас. Почему?
