Сергей Стульник - Аз победиши или Между землёй и небом - война
- Однако у тебя богатые гастрономические познания! - удивился Торопыга. - Может, оно и так... - добавил, помедлив пару секунд. - Я предостерегал, пристрели меня, покуда не опоздал.
- Гастро... чего? Ну ты и выражаешься... Дурное дело нехитрое. Успеется. Ты меня не за того принял, тип. Я не нонка, людей валить сходу чтоб. Такой привычки не имею.
- Если б ты был не ты, я бы с тобой вообще не встретился. Точно. Грэй улыбнулся. - Успеется, ты прав. Ну что, продолжим экскурсы в лабиринты воспоминаний?
- Валяй. Пиявка. И какого я тебя поспешил Торопыгой окрестить, спрашивается? Пьявка ты, паразит словесно-информационный...
- Во загибаешь! - восхитился Торопыга. - Польщен! Стало быть, теперь ты - Торопыга? А я, что же, вирус компьютерный?..
- Вирус - это уж скорее я... - пробормотал Вилли.
- Да, так вот, Дайану ты не позабыл?
- Раз знаешь, какого спрашиваешь... - буркнул Вилли. - Во гад. А еще врет, что в мозги не лазает... Позабудешь ее, стерву патлатую. Ка-ак же!..
- Слушай, ты, герой ноночьих застенков!! - вдруг взорвался Грэй и вскочил, наподдав носком сапога батарею пивных жестянок. - Тебе не взбредало в чердак запыленный по лестнице размышлений, что не один ты у них побывал, что информацию можно получить не только из твоих занюханных ненавистью мозгов, другие каналы тоже имеются?! И вот еще что! Забудь слово такое, "акция"! Придумали тоже, умники... Мы с тобой не в рейд полезем и не на разведку боем, в эту вашу "акцию" сраную, и не подрывать пару патрулей вражьих!! И не за парой грудастых туловищ для борделя, понял?! Мы с тобой уходим, понимаешь ты, уходим из Квартала, быть может, насовсем, быть может, навстречу верной смерти! Но не забавляться пустяками уходим, и не наслаждаться жизнью, показывая нонкам, какие мы крутые парни и насколько мы их выше по всем статьям, потому как люди мы, а они - НЕ люди. Мы пойдем с тобой прочь из обложенной крепости и займемся наконец серьезным делом, а не детской игрой в солдатики, которой вы тут все уж Бог Мой знает сколько времени вынуждены пробавляться!..
20. ПЭТРО-НЭПЫЙВОДА
...Стэцько частенько пытался выспросить у него, почему он уехал на чужбину. Пэтро отмалчивался, иногда отшучивался: с помещиком, мол, подрался, выбил тому оба глаз и все ребра пересчитал, удрал от жандармов до лесу, к угорскому кордону проскользнул... Стэцько не верил, говорил: темнишь, земляче, по глазам вижу, врешь, бегают у тебя глазки-то, ой как бегают.
Пэтро посылал его к бесу и замолкал. Не расскажешь же, как все было на самом деле. Стыдно человеку такое про себя рассказывать. Ох как стыдно!..
А закинула судьба горемычная Пэтра на чужбину из-за бабы. Женихался хлопец к дивчине Ганне, на осень и свадьбу отгулять наметили, как полагается. Души в дивчине Пэтро не чаял, любил без памяти, на руках таскал... Сбежала красуля Ганночка с подпоручиком-москалем, голубоглазым худющим огрызком, да и сгинула без следа в клятой Московии.
От позора нестерпимого дунул Пэтро на чужбину, в заморские края, от насмешек самборских хлопцев чесанул. Было о ту пору Пэтру от роду двадцать один год всего-то, голова горячая, в сердце полыхает жгучий костер смертной обиды... Знал - убить может; хватило ума унести ноги, от греха. До кордона дотянулся быстро, скользя лесами, обходя села и усадьбы, спал мало; стремился, аж гэть! в Угорщине застрял. Зачислили в шпионы, кинули в застенок лютый, после - в другой перегнали, столичный, мытарили с полгода, стращали да лупили не жалея кулаков и плеток... Но отпустили, дали волю. Поверили швабы клятые. Пэтро и не чаял уже солнышко повидать и на травке поваляться...
Один славский хлоп в Вене Пэтру молвил: зачем лез через кордон сам? надо было завербоваться да уплыть за море-океан, лес валить, хлеб растить...
Покинул Пэтро красивый город на реке Дунае не своим ходом: на поезде укатил; в задымленный порт Триест переправил Пэтра и с ним еще сотни три молодых хлопцев пыхтящий паровоз. Словно баранов, перегрузили их всех из вагонов в чрево громадного пароплава; загудело чудище, окуталось дымами и гудками, подняло якоря и подалось за море-океан, в благословенную, по слухам, землю, званую Америкой, в благословенную страну, Канадой званую: в стране той лесорубам платят постольку, говорят, что за год на дюжину коров и пяток десятин землицы скопить - раз плюнуть!..
Рай лесной Пэтро на своей шкуре испытал, нахлебался досыта тамошних борщей. Платили щедро, это да. Но при первой же возможности подался Пэтро на юг, в Северо-Американские Соединенные Штаты. Семья на родине посылок и денег не ждала, молясь на образа святых мучеников, чтоб здоровья кормильцу дали - не имелось у Пэтра Нэпыйводы семьи, один как сирота горемычный он был, один в целом свете, мамо и батько его преставились давно, земля родимая им пухом, и был он у них единый сын, других Господь не дал; когда уходил за кордон, заколотил двери да окна хаты родной да поцеловал землю у порога - знал, в Самбор не вернется. Жменьку той земли носил Пэтро в торбочке полотняной, на шнурке поцепленной на шею: спасибочки австрийским жандармам, не конфисковали...
Свободный Пэтро был на чужбине, аки ветер, когда на юг подался. Долгов, слава Господу, не имел. Деньжат в кармане коттоновых, до светлой синевы вытертых штанов, джинсов по-ихнему, правда, тоже почти не осталось. Зачем подался, и сам не ведал. Наскучила ему беспросветность, и злобная алчность наскучила, горящая в глазах земляков, горбатящихся на просеках и лесопильнях - у них дома голодные рты хлеба ждут; а многие хлопцы да вуйки семьи на чужбину приволокли, первые хатки украинские на канадской земле поднялись...
Даже ветер, ежели вдуматься, подчиняется неким закономерностям в полете своем. Так и Пэтро, хочешь не хочешь, в большие города тянулся потеряться, не видеть лиц девчат украинских, чернобровых...
Стэцька-побратима повстречал в большом городе, Сиэттлом званом. Пришел в этот город из канадского Ванкувера, голодный и злой, но веселый начинал понимать, что дороже воли вольной ничего в целом белом свете нет.
Услыхал родную речь в разноязыком гомоне припортового кабака. До хлопца трое греков доматывались, хлопец их костерил почем зря на чистейшей ридний мови, и закатывал рукава.
Пэтро встал плечом к плечу. Так после и на Восход добирались: плечом к плечу, Пэтро да Стэцько. А греков тех они с трех ударов усмирили, положили всех, будут знать, как забижать _н_а_ш_и_х_ хлопцев... Нигде не задерживались наши хлопцы надолго, а в Новом Йорке застопорили ход: впереди океан, за океаном - ридна нэнько Украйна. Мать родная. Решали: до дому или погодить? Решили: погодим. Стэцька тоже никто не ждал в родном Немирове. Крепкие хлопцы в Новом Йорке без работы не останутся; а тут и газеты весть принесли: в Российской Империи народ супротив царя бунтует, какую-то революцию затеял. В революцию хлопцы соваться не решились. Супротив царя-москаля выступить - за милую душу! но пугало страшное, таинственное слово "революция". Пэтро сказал побратиму: это не просто бунт, это хуже, и как завсегда украинцы пострадают больше всех...
