Олег Абазин - Снежные кресты
– Ага! - догадалась быстро Таня. - Всё, что сейчас происходит, это кошмар спящего еврея? Так получается?
– Какая разница, чей это кошмар, - сказал карлик, - главное, что происходит он не во сне, и - как говорят уродуемые собственной жизнью люди - чем дальше, тем хуже. Так что надо немедленно найти этого хренового абрашку и разбудить пока не поздно.
– Так что там за помощники у этого Абрашки были? - спросил Илья.
– Ну я ж сказал, что он их сам выдумал. То есть, такие существа, которых испугается любой. И они сейчас являются как бы стержнем всех миров и вселенных. Только…
– Что, только? - спросили его все, поскольку он замолчал.
– Только мне кажется, что я немножко не то увидел во сне… что сон меня как бы обманул, исказив всю действительность, или… или показал мне очень мало. Но, в то же время, я почему-то думаю, что - наоборот - надо идти и искать спящего… нет, дремлющего… В общем, еврея этого надо найти и разбудить! Потому всё вокруг кажется хитрым - всё обманывает друг друга, и если потеряешь свою цель - начнёшь метаться из стороны в сторону, - то потеряешься навсегда. Так что надо идти по тому единственному пути, который был выбран с самого начала, и что бы не происходило вокруг, не поддаваться ни единому соблазну свернуть с этого пути. А идти и искать дремлющего еврея.
– Тогда надо идти и искать КРЕСТЫ, - заметил Олег. - Они-то были первее, чем этот дремлющий.
– Я согласен, - заметил карлик, - легко поддаться хитрости соблазна, но КРЕСТЫ были после еврея. Сон именно с ним приснился мне самым первым. А я единственный среди вас всех вижу сны. Так что я, а не хитрость соблазна являюсь вашим проводником. Надо просто верить в то, что путь правилен, и он тогда не уйдёт в сторону хитрости соблазнов.
Вообще-то, можно было сказать этому карлику: "Слушай, Витя, я думаю, хрена лысого мы когда-нибудь вообще найдём. И наверняка, думаю так не только я. Думаю я, дерьмо всё это дерьмовое. Так что смени-ка ты, Витёк, лучше пластинку, пока не зашёл с ней слишком далеко", но не хотелось никому ничего подобного говорить. Их было всего шесть человек, и каждый - один лучше другого - прекрасно понимал, что даже шестнадцать человек - катастрофически мало. Но если б их было 666 человек, то унять этого говорящего карлика было б наверно в 667 раз сложнее, чем с шестью слушателями. Тогда б его не унял бы даже сам Господь Бог. Но, так или иначе, вряд ли кто мог бы достаточно уверенно заявить, что их "проводник" Витя говорит немножко не то: что он сейчас вроде как "тупеющий пастух стада баранов", о котором он когда-то говорил Олегу. Наверное, с какой-то стороны все верили в своего проводника; верили точно так, как верил этот проводник в избранную колею: какой бы коварной и хитрой она ни казалась, её надо любить, как… как всё достойное любви. И с какой-то стороны проводник знал, что чем искреннее полюбишь свою колею, тем твои возможности потерять дорогу будут сокращаться и сокращаться, уплывая в никуда - в мир отрицательных эмоций.
– Вообще-то, это было бы неплохо, поискать спящего пархатого, - сказал Толик. - Но я, лично, думаю, что прежде всё-таки должно закончиться это кладбище.
– Вряд ли кладбище закончится, - сказал ему Виктор на это. - Но лично я думаю немножко по-другому… что дремлющий пархатый запросто может оказаться в одной из этих могилок. Так что будем верить снегу; снег не лжёт, многие вещи он обнаруживает намного острее обычных.
– И ты на это надеешься? - произнёс Юра.
– Нет, я не надеюсь, что снег обязан мне что-то сообщать, - сказал карлик, - но поскольку он иногда сообщает, то я всё же стараюсь прислушиваться к нему…
