Роберт Уилсон - Спин
— Китайцы хотели шарахнуть по объектам над полюсами ядерными ракетами. Они воображают, что, разрушив эти образования, снимут барьер. Великая радость! А велика ли вероятность того, что технология, способная манипулировать временем и гравитацией, чувствительна к нашему вооружению?
— Так что, мы пугнули китайцев, и они отступились от своей затеи?
— Можно и так сказать. Но и пряник им предложили. Пригласили поучаствовать.
— Не понимаю.
— Предложили участие в нашем проекте спасения общечеловеческой шкуры.
— Джейс, ты меня пугаешь.
— Дай-ка мне вон те щипцы, пожалуйста. Извини, я понимаю, что тут не все ясно. Но мне вообще-то не положено разговаривать на эти темы. Ни с кем.
— То есть для меня ты уже сделал исключение.
— Для тебя я всегда делаю исключение. — Он улыбнулся. — Давай после обеда поговорим.
И он окунулся в дым и чад гриля.
* * *Администрации двух подряд президентских сроков пресса поедом ела за пассивность в отношении Большого Барьера. Но критика эта ни на чем не основывалась. Если и существовала какая-то практическая возможность что-то предпринять, то никто об этой возможности не догадывался. Любая же агрессивная акция, вроде задуманной китайцами, грозила непредсказуемыми последствиями.
«Перигелион» предложил качественно иной подход.
— Мы отказались от методов грубого воздействия, — сказал Джейс. — Не драка, не кулачный бой, а дзюдо. Использование превосходящей массы и инерции противника. Такой подход мы применим и к «Спину».
Мы сидели в кухне, он рассказывал и точными хирургическими движениями кромсал свой хорошо прожаренный бифштекс. Мы сидели за столом, а в москитную сетку, затягивавшую распахнутую заднюю дверь, бился здоровенный желтый шмель, похожий на клубок шерсти.
— Попытайся увидеть в «Спине» не угрозу, а возможность.
— Гм. Возможность преждевременной смерти.
— Возможность использовать время в своих целях. Не существовавшую ранее возможность.
— Время… Но ведь они отняли у нас время.
— Как раз наоборот. Вне земного пузыря в нашем распоряжении миллионы лет, которыми можно располагать по своему усмотрению. И у нас есть инструмент, который надежно работает с такими масштабами времени.
— Инструмент… — повторил я озадаченно, тупо глядя на очередной шмат отправляемого им в рот бифштекса.
Трапеза без излишеств. Мясо на тарелке, рядом бутылка пива. Без всяких финтифлюшек, бобовый салат-ассорти прямо из банки. Чего еще надо? На столе все предельно ясно. Только вот «инструмент»…
— Да, очевидный инструмент, сам просится в руки. Эволюция.
— Эволюция…
— Тайлер, что у нас за беседа? Перестань повторять за мной.
— Хорошо, согласен, эволюция как инструмент… Только во что мы, извини за выражение, эволюционируем за три-четыре десятка лет?
— Во-первых, не мы, а во-вторых, не за три-четыре десятка лет. Я имею в виду простые формы жизни. Я имею в виду тысячелетия. Я имею в виду Марс.
— Марс…. — Приехали.
— Тайлер, шевели мозгами.
Ну, Марс… Мертвая или практически мертвая планета. Может, когда-то обладавшая если не жизнью, то некоторыми ее предпосылками. Находится за пределами земного защитного пузыря, обогревается «забарьерным» расширяющимся Солнцем, однако «эволюционировал» Марс за прошедшие на нем миллионы лет все в ту же сухую, мертвую планету, что и подтвердили снимки космических зондов. Будь там зачатки жизни и благоприятные условия, возможно, часть его поверхности покрыли бы буйные джунгли. Но этого ведь не произошло…
— Был такой термин — терраформинг. Преобразование дальних планет с целью приспособить их для жизни человека. Часто встречается в фантастических романах, которыми ты в детстве зачитывался.
— Да я и по сей день их почитываю, Джейс.
— Тем лучше. Ну и что ты скажешь о терраформинге Марса?
— Что ж… Попытаться создать там газовую оболочку, получить тепличный эффект, разогреть атмосферу, кору… Растопить лед, получить воду. Засеять простейшими организмами. Но по самым оптимистическим оценкам это займет…
Он улыбнулся.
— Слушай, ты меня разыгрываешь, — спохватился я. Джейсон посерьезнел:
— Ничего подобного. Слишком важная тема.
— Ну и как это технически воплотимо?
— Начнем с синхронизированных пусков ракет со специально выведенными устойчивыми клонами бактерий. Замедление над поверхностью Марса с помощью простых ионных двигателей. Жесткую посадку одноклеточные переживут. Предусматриваются также капсулы для введения бактерий в кору планеты при помощи направленных взрывов, где, как мы надеемся, можно обнаружить воду. Пусков, конечно, понадобится немало, и спектр организмов достаточный. Цель — при помощи органики высвободить из коры углерод для образования атмосферы. Пройдет несколько миллионов лет — в нашем масштабе несколько месяцев — и посмотрим, что получится. Если поверхность разогреется и образуются хотя бы полужидкие водоемы, перейдем к следующему этапу с многоклеточными растениями, приспособленными к среде. Появится кислород, возникнут хоть какие-то миллибары атмосферного давления. Добавить и размешать хорошенько. Поварить еще — и бульон готов.
Идея захватывающая. Я чувствовал себя как один из попутных персонажей викторианского приключенческого романа, которому главный герой объясняет свой гениальный замысел. «План его, без сомнения отважный, на первый взгляд казался нелепым, но я, как ни старался, не смог отыскать в нем ни одного изъяна».
Мне, однако, казалось, что я разглядел изъян:
— Джейсон, это все прекрасно. Но что это нам даст?
— Если сделать Марс обитаемым, можно заселить его людьми.
— Переселить туда все семь или восемь миллиардов?
Он фыркнул:
— Вряд ли такое возможно. Конечно, несколько отважных переселенцев. На размножение, если выразиться несколько цинично.
— А дальше?
— Живут, размножаются, умирают. Миллионы поколений на каждый наш год.
— А цель?
— Да хотя бы выживание рода человеческого. Второй шанс в Солнечной системе. А в лучшем случае — мы передадим им все свои знания, у них будут миллионы лет для дальнейшего развития. Нам в нашем пузыре не хватит времени, чтобы сообразить, кто такие эти гипотетики, и чего они своими экспериментами добиваются. У наших марсианских наследников шансы лучше. Может, они и за пас подумают.
Или повоюют?
Тогда, кстати, я впервые услышал, как их, этих предполагаемых, невидимых, теоретических существ, носителей «гипотетического доминирующего интеллекта», заперших нас в свои ларец медленного времени, назвали гипотетиками. В массы термин проникал медленно, в течение нескольких лет, однако постепенно утвердился, к моему большому сожалению. Какое-то сухое, холодное, абстрактное слово; правда, конечно, гораздо сложнее.
