Михаил Грешнов - Обратная связь (с иллюстрациями)
И все-таки не фантазия! Он сам чувствовал, видел: живые!..
Порыв погас в душе так же быстро, как и возник: сколько могли быть во льду в лабораторных условиях несчастные инфузории? Неделю, месяц? А тут — пятьдесят тысяч лет! Можно ли сравнивать?..
Можно или нельзя, а перед глазами опущенный хобот зверя, закрытые глаза — спит!
Борис был человеком, в котором тесно переплелись мечта и практика, фантазия и дело. С детства он рвался в Арктику, к полярным сияниям, к подвигам. Окончив геологический факультет, уехал с товарищами на Омолон, приток Колымы. Правда, не все оказалось здесь подвигом, было много простой черной работы, но и немало романтики в этих просторах, снегах. А главное — люди! Какие сердца, характеры!.. Повстречался с Василием. Они сразу нашли друг друга. Василий тоже романтик, но другого склада: трезвый, умеющий рассчитывать наперед, он удивительно гармонировал с порывистым фантазером Борисом, умел остановить товарища вовремя, умел и поставить настоящую увлекательную задачу.
То, что они пустились в зимний рейс, — мысль Василия. Лето на Колыме коротко. Со своей группой они прошли немало. Но сделать обоим хотелось больше. Вот почему, испестрив карту значками, которые скрывали тысячи нежданных возможностей, они решили вернуться к этим местам зимой. Выход лантанидов на Колыме, на который они наткнулись осенью, перед самыми снегопадами, взволновал друзей богатством редкоземельных элементов — именно тем, в поисках чего они рыскали по тайге и тундре все лето. И тут открытие под зиму!.. С большим трудом удалось договориться об экспедиции с начальством георазведки, и в этом заслуга Василия. Борис отбирал оборудование. До хрипоты спорил с Гараниным, заместителем начальника базы: «Оборудование нужно самое лучшее, Павел Андреевич! Церий, рубидий — с плохими приборами они ускользнут, как вода между пальцами!..» Гаранин, мужик скуповатый, но грамотный, приборы давал. «Пиши расписку», — требовал за особенно ценные, с деталями из платины и иридия. Борис писал, заверял, что ничего не испортит. «Рацию дам через десять дней, — обещал Гаранин, — аккумуляторы на зарядке». Но кто согласится ждать, если начальство в любой момент может раздумать и отменить экспедицию?.. Согласовав маршрут и надавав обещаний, что в сторону не отойдут ни на шаг, — «В случае чего, где вас искать?..» — вполне резонно ставили им вопрос, — Борис и Василий вырвались из-под опеки начальства.
Это был хороший поход: костры, охота, дневник… Надежды друзей оправдались: они открыли торит… Мало ли еще что открыли? А сейчас за спиной целый окоченевший мамонт. Его надо только оживить. На миг Борис останавливается, будто споткнувшись на слове: «Оживить? Он сказал — оживить?» Что-то в этом слове еще за пределами мысли, но Борис поражен как громом:
— Оживить!..
Опыты на рыбах, летучих мышах показывали возможность оживления! Даже когда было поверхностное обмерзание. Борис вспоминает эластичную кожу мамонтов, холодную, как лед, но не лед! Хочется еще потрогать ее.
— Как оживить? — Борис ударяет кулаком по ладони. — Как?..
Он хоть сейчас готов оживить. Только бы знать, как это сделать.
Ночь наползает неторопливо. Поднялась луна, огромная, оловянная… Мороз, холода жмут нещадно. Борис подбрасывает в огонь сучья, пламя взмывает выше, пляшет, волнуется. Это помогает думать. О том же — как оживить мамонта.
В тишине слышатся отчетливые шаги. Борис поднимает голову: кто сейчас может быть? Пешком?.. Может быть, это кажется?.. За костром темнота и ночь. И луна — лишняя, как пуговица, пришитая к небосводу.
Шаги слышатся явственнее. Тишина такая, что не поймешь, близко шаги или за километр от костра. Кто это может быть?.. Кругом ни жилья, ни человека. Шаги — уже вот они.
— Кто идет? — спрашивает Борис.
Слышно натруженное дыхание человека. Борис вскакивает и почти сталкивается с Василием.
— Борис… — тяжело опускается тот у огня.
Без рукавиц, обледенелый по шею, Василий кажется призраком.
— Там… полынья, — говорит он. — Влетели с разбегу. И сразу — под лед: собаки, нарты. Сам тоже. Если бы не вмерзшее корневище…
Василий с отчаянием смотрит в лицо Бориса.
— Двести километров пути, — говорит он. — Без ружья, без спичек…
— Ладно! — Борис понял товарища. Достает спальный мешок, белье. — Не пропадем…
Помогает Василию раздеться, трет ему посиневшие ноги. О подробностях не расспрашивает — не надо. Потом они сидят у костра, Василий пьет чай. Борис охотно поделился бы с другом мыслями о мамонтах, о том, что они живы. Но Василию нужен покой.
Ложатся молча. Василий засыпает сразу. Борис думает, каким сложным и трудным будет завтрашний день. «Оживить мамонта…» И тот же злющий вопрос: «Как?..» Борис долго возится, не в силах уснуть. Перед глазами — пещера, собаки, синее крымское море. «Почему море, — думает Борис, — когда кругом мамонты, мамонты… Один, — считает он, — другой, третий…», — пока сон не овладевает им.
Разговор между друзьями происходит утром, за завтраком.
— Пешком по апрельскому снегу, — говорит Борис, — десять-двенадцать дней. Наступит весна — мамонта не убережешь…
Василий кивает: не убережешь.
— Рисковать мы не вправе, — Борис решительно поднимает глаза, — мамонта надо оживить.
Василий не доносит кружку до рта. Что он, Борис, сошел с ума? Оживить мамонта?..
Но взгляд Бориса тверд, слово продумано. И первое, что срывается с губ Василия, — тот же вопрос:
— Как?..
Борис горячо излагает теорию анабиоза. Животное, несомненно, в анабиозе, его надо разбудить, вернуть к жизни!
Василий раскрывает рот спросить, как это сделать, но Борис останавливает его:
— Медленным прогреванием тела, каждой клетки…
— Прогреванием?.. — спрашивает Василий. Мысль Бориса ему понятна. Но ведь это абсурд! И не абсурд… Какое-то время Василий борется сам с собой. Конечно, абсурд!
Борис смотрит ему в глаза, ждет ответа.
«А может, и не абсурд, — думает Василий. Он уже увлечен энтузиазмом Бориса. — Но как это сделать?.. Проклятый вопрос, вокруг которого вертишься, как волчок. Конечно же, прогреванием!.» Василий испытывает чувство, которое охватило накануне Бориса: есть слово, но содержание слова еще за пределами мышления. «Однако…» — Василий старается взять себя в руки. Но первое, что приходит ему на ум, — возражения.
— Костром пещеру мы не прогреем, — говорит он. — Солнца на Колыме недостаточно. Высокочастотным током? Нужны заводские условия…
Борис по-прежнему смотрит ему в глаза.
Василий перестает возражать, хотя мог притянуть еще тысячу возражений. Он видит спокойную позу животного, мирно опущенный хобот.
