Вадим Еловенко - Путь в пантеон
Девушка смотрела на губы Ритки, и мне казалось, что сейчас она попросит перевести все сказанное для нее. Но, кажется, она поняла и сказала:
- Да. Не может всепрощающий и милосердный так карать нас ни за что. Это сделали его враги - демоны со звездного Ада.
Я поджал губы и даже не стал пытаться разъяснить девушке банальные законы природы, по которым происходят наводнения, сход селей, ветер или дождь.
- Ладно, понял. - Сказал я. - Кроме этого черного незнакомца и твоего непонятного страха было что-нибудь еще необычное?
- Нет, только вы. - Сказала девушка.
Я поднялся и сказал:
- Будем считать, что мы все же самые обычные. Хорошо. Ты свободна, я скажу воинам, чтобы помогли тебе починить в доме, если что надо, или воды наносить из колодца, надеюсь, там уже вся грязь осела.
- А вы что уйдете потом? - Спросила девушка.
Я удивленно на нее посмотрел и, наверное, зря съязвил:
- Нет, на поселении останемся. Конечно, уйдем, осмотрим деревню и пойдем дальше к морю.
- А я опять одна останусь? - Почти с ужасом проговорила она.
Я понял, что сейчас возможна истерика и поспешил сказать:
- Пойми, нам предстоит тяжелый путь… ну куда ты с нами-то? Если хочешь вон иди в ваш местный центр. Там тебе помогут обязательно, а могут и дальше переправить.
Ритки не нашел ничего лучше как сказать:
- Она не дойдет одна.
От этих-то слов и начался рев в голос. Я вызвал Ритки на улицу и сказал жестко:
- Мы не можем ее брать с собой. Не имеем права. Никто не знает, что нас там ждет.
Ну, у него и аргументы… Меня умилила его фраза:
- Но оставлять ее здесь одну это как-то не по-людски. Богом завещано, чтобы человек человеку помогал, ибо никто во вселенной ему иначе не поможет.
Я почти разозлился:
- Вот потому я предпочитаю Прота. Ибо он знает, что для дела можно и нужно что-то терять и оставлять позади.
- Это ты о том, как он бросил охотников Лагги, а сам вместе с будущими хранителями веры полетел на своей божественной колеснице?
Я хмыкнул и сказал:
- Не самый лучший пример. Но пусть даже этот. А оставь он ваших хранителей, не факт что сейчас Орден существовал бы.
Ритки молчал. И я не выдержав, спросил:
- Что ты предлагаешь?
На это он, подумав, ответил:
- Есть два варианта. Первый это выделить пару человек, чтобы довели ее до Орденского центра. Второй вариант взять с собой.
- То есть ты даже не рассматриваешь вариант оставить ее тут? - удивился я.
- Ну, нельзя так. - Уверенно сказал воин-священник. - Одна она волком выть будет. Когда еще сюда люди придут?
- А вот ослаблять отряд в начале пути, это ты задорого придумал. - Покивал я рассматривая его лицо.
- Ну и что. - Пожал плечами Ритки. - Насколько мне известно, вы хотели вообще одного сопровождающего. А нас останется девятнадцать.
Нашел, где поддеть… да с этими непонятками мне и правда тут армия пригодилась. Я бы цепью сквозь болота всех прогнал, но нашел бы и этого черного, да и ящера бы нашел девицей не найденного.
- Слушай, - сказал я с сомнением: - Ну, а если кто из твоих на нее покусится? С нас потом шкуры снимут, и дети никогда выше золотарей не поднимутся.
Тут он густо покраснел и что-то непонятно сказал обиженно.
- Мы воины-священники… - повторил он так словно я должен был извиниться. Вместо этого я ему еще перца насыпал:
- Вы что мужчин предпочитаете?!
Ритки посмотрел на меня как-то по-другому и ответил:
- Нет. Мы предпочитаем женщин.
Я кивнул и сказал:
- Так вот, когда ты или твои эту дуру предпочтут, я не хочу быть в этом замешанным. Понятно? Я понятно говорю, чтобы ты даже не думал задание превращать в увеселительную поездку с бабами, песнями и плясками? Вернемся, и тогда борозди ее сколько душе угодно…
Неожиданный удар в челюсть свалил меня с порога прямо в грязь, причем не столько боль от удара была противной, сколько ненавистной была мгновенно возникшая мысль. Я со злостью осознал, что сейчас придется вызывать на дуэль подонка. Я поднялся, утирая грязь с лица, а скорее размазывая ее по лицу. Невольно во мне проснулось, что-то звериное. Я оскалил зубы в страшной гримасе и проговорил всем понятные слова.
- Я Кротаг, здесь и сейчас вызываю тебя мразь, поднявшая кулак не по праву и даже не по закону, на поединок клинков. Пусть последний танец рассудит, кому оставаться жить.
Только тут я заметил, что Ритки нанес мне не просто оскорбление, а унизил меня ниже некуда - его подчиненные стояли то тут, то там, обомлев и в бледности своей ставшие почти серыми.
Как все неудачно получилось, думал я тогда. Мне надо в дом к чемодану, где лежит мой клинок, и старый церемониальный нож Лагги, которым я отрежу уши у этого недоноска.
Ритки, казалось, сам не понимал, как он такое учудил. Но, видя сложившееся положение, он был вынужден ответить:
- Я, Ритки, из рода хранителя меча, ударил тебя, защищая сестру в вере и свою честь, честь своих воинов и святое право Ордена на своих землях чинить дела благие и закон. Я принимаю твой вызов, ибо такова Воля Единого, повелевшего защищать свои права и сказавшего не убий только брата своего в вере.
Меня его принятие не тронуло никак, а вот то, что он сын хранителя меча и в будущем станет тоже хранителем одного из мечей защитников веры, меня немного озадачило. Но оставлять его в живых я не мог. Есть субординация, и я обязан уничтожать все, что ее нарушает. И при чем тут приплетенная им честь, мне непонятно было вообще. Нет такого понятия, как честь, есть обида, есть ненависть, есть злость, есть даже мистическая жажда крови у дикарей с того берега Иса, которая в тот момент проснулась во мне. Но чести нет. И на поединок я вызвал не для того, чтобы получить удовлетворение, а что бы подчинить отряд пусть даже путем умерщвления их командира. Приказ должен быть выполнен любой ценой.
- Пойди прочь с крыльца, пес. В доме мое оружие.
Несмотря на такое обращение Ритки сошел с крыльца, пропуская меня. Проходя мимо, я заметил, что взгляд его мутен и растерян. Но это меня не смутило. Я ворвался в комнату и раскрыв чемодан схватил клинок и нож. Я даже внимания не обратил на застывшую в ужасе Галу. Выйдя во двор, я застал странную картину: на меня были направлены стволы автоматического оружия всего отряда. Я снова скривился в улыбке:
- Что, пес, ты не можешь держать в руках меч, так решил убить меня, приказав своим людям расстрелять?
В нарушаемой только дождем тишине, никто не проронил ни слова, а тот к кому я обращался, стоял спиной ко мне у поленницы, сцепив руки сзади. Я взмахнул клинком и ножны сорвавшиеся с него с силой вонзились в грязь у крыльца. На свет появился широкий фамильный клинок. Без лишних украшений он стал реликвией не по пустому слову. Еще отец моего воспитателя с этим мечом ходил в леса дикарей и воевал с ними на их территории. Сталь отразила серое небо, а мелкие капельки, что падали на клинок катились по нему почти не оставляя следа и срывались у самой рукояти на землю.
