Дмитрий Кравцов - Третий источник
Толяныч нагнулся и поднял нож, тяжелый, с массивной серебряной рукоятью и волнистым лезвием, сходящим на нет. Странная форма, никогда такого не видел. Ритуальный? Неожиданно вся мистическая чертовщина, напущенная теть Машей, обрела зримую и кровавую материальность. Он повертел нож в руках и решил - возьму. Огляделся и шагнул к одноглазому, присел на корточки и потащил из еще теплой ладони мертвую плоть, используя носовой платок дотрагиваться до ЭТОГО было противно. Поднял к лицу, потянул носом - ничем не пахнет. Холодная, зараза, как будто только что из морозилки. И кольцо на среднем пальце, с полупрозрачным камнем... Он что, хотел нас прикончить этой мертвечиной?
Рядом возник Крот и принялся деловито плескать из канистры на тела, оттолкнул Толяныча в сторону.
- Уходим! - Донес токин шепот Лешего из большой комнаты. - Эй, идите сюда!
Леха уже сидел на подоконнике, увидел их, спрыгнул вниз, следом Толяныч, Крот подал ему автомат и канистры и соскочил сам. Чиркнул спичкой, поднес к коробку - ПШЖХ!!! - и забросил его в окно.
Они рванули к оврагу, а во след с ревом тянуло багровые руки пламя.
5.
До машины они добежали за считанные секунды. Уже не темно, но почти ничего не разглядишь толком, и Толяныч раза три чуть не полетел вверх тормашками вместе с канистрами. Оглянулся: следом бежал Крот, делая такие движения, будто что-то щедро сыпал вокруг себя.
Добежали - Леший уже порыкивал мотором - плюхнулись на сидения, срывая чулочные маски:
- ГАЗУЙ!!! - Крот хлопнул дверью и принялся закуривать. На руке у него мертвенно, словно гнилушки, светили дорогие механические часы. - Двадцать четыре минуты. Уложились. Газуй, Леший!
От заднего стекла довольно жмурилась Матрена, норовя обнюхать Толянычу ухо.
Прикуривал Крот чертовски долго - Леха гнал тачку по буеракам вглубь леса не жалея рессор, и трясло на ухабах немилосердно. Иногда, когда еле заметная колея ухала вниз, вослед за ней ухала и душа, вернее тот ледяной комок, в который она трансформировалась.
Толяныч сидел неподвижно, почти в прострации, лишь иногда очень медленно неосознанно потирал ладони друг об друга - шчих-шчих - и внутри отзывался незримый и непонятный точильщик. Словно некто тихий и спокойный, сидит себе, поджав ноги, и правит невесть откуда взявшийся клинок. Как всегда Толяныча хватил мандраж, и как всегда задним числом. Ладони были холодны, а сам он потел, как в сауне - нормальный отходняк после любой драки, а частенько и после драки несостоявшейся. Укушенное слюнтяем запястье практически не болело.
Наконец Кроту надоело бесполезно ломать спички:
- Леший, тормози!
- Сейчас. Здесь ручеек почище будет. Заодно и руки ополоснем. - Ровный лехин голос перекрывал нервные взревывания двигателя.
Машина неожиданно замерла на небольшом травяном пятачке возле самой воды. Паузу тут же заполнил задорный шелест ручья. Они вылезли и пошли к воде.
Толяныч шагнул разок, как-то особенно сильно облился потом, и мгновенная слабость вывернула желудок. Его вырвало несколько раз подряд. Сел на землю и обнаружил на штанах - на колени и на бедре - размазанную красновато-бурую кашицу. Вот тут-то его и вывернуло по настоящему, выжимая желудочный сок до самой последней капельки.
- Ты чего, Фант? - Подошли Крот с Лешим, вытирая мокрые руки о штаны совершенно одинаковым жестом. Посмотрев на заблеванного Толяныча, не сговариваясь взяли его за руки и за ноги и бросили в ручей прямо в одежде и бронежилете.
Через пару минут Толяныч, бледный, как одноименный конь, вылез на берег. Стащил куртку, отжал:
- Мужики, дайте сигарету... - На траву полетел Мышонок, а следом за ним нож с волнистым лезвием и серебряной рукоятью.
- Ого, какая штучка! - Вместо сигареты Кротельник протянул ему фляжку, к которой они с Лехой успели уже приложиться, судя по довольным физиономиям. Крот так просто лоснился, как если бы его конфетами от пуза накормили.
Толяныч глотнул и закашлялся. Леха протянул ему зажженную сигарету. Оба заинтересованно склонились над толянычевым багажом. Крот поднял волнистый нож, Леха - Мышонка. В мутное от слез поле зрения Толяныча попадал только Леший: придирчиво осмотрел пружину, примерил к руке, и резким, почти неуловим движением заставил ее прочертить вокруг себя замысловатую, визжащую кривую, и тут же послал обвиться вокруг основания ни в чем неповинного маленького деревца. Мышонок охватил тонкий стволик, звякнул и затих, а Леший резко дернув кистью, вернул его обратно и поймал за гирьку.
- Неплохая игрушка. - Наложил он резолюцию и всунул Мышонка в ватные толянычевы руки.
- Ты это что, в музее прихватил? - Встрял Серега, держа нож на ладони. - Э! Да ты совсем белый! Ну-ка глотни еще разок.
Толяныч послушно глотнул и подумал, что уже второй раз за сутки бултыхается в этом ручье, хотя первый был много ниже по течению. Наугад вернул фляжку и подумал, что его будет тошнить, пока он не скажет про ту девушку. Слюна наполняла рот, словно железы превратились в маленькие гейзеры, и была приторна на вкус.
- Что это с ним? - Долетел как сквозь одеяло голос Лешего. - Первачок?
- Все нормаль. "Сосед" у человека сбоит, вот и все. - Тонкое частое бульканье подсказывало, что Серега вновь приложился к фляжке. - Все будет путем, Леха, я Фанта с четырех лет знаю. Нашего разлива чел.
- Служил?
- Ага. Сарашаган, Четвертый Южный. Ты ж там тоже был. А его туда прямо из учебки. Радистом и на передок, понял?!
- Ясно. Долбоебы. - Тяжелая и горячая ладонь опустилась Толянычу на плечо, аккуратно похлопала, потом фляжка как бы сама вернулась к нему в руки. - Давай, брат, глотни. Стресс снимает лучше всякой виртуалки.
- Там... Девчонка была... Это я ее... - Толяныч с трудом глотнул спирта, и его снова вырвало. Зато в глазах наступило просветление такой неимоверной чистоты, словно бы он видел мир через цейсовский визор.
- Ух ты, какие мы жалостливые! Сюда посмотри!!! - Серега указал острием ножа ему на плечо.
Толяныч с удивлением разглядывал распоротый чехол бронежилета, ощупывая обнажившуюся защитную пластину. Потом растянул куртку. Дыра на плече была шире раза в два:
- Бляха-муха! И когда только успела!?
- То-то, прошила, как бумажку, а ведь куртец-то у тебя армированный. Если б не броник...
- Поехали, мужики. - Леха уже садился за руль.
Ком внутри не проходил, зато точильщик как бы совместился с "соседом", делая внутреннее состояние тихим и спокойным - наконец-то сработала коррекция, оставляя сознанию только черствый факт происшедшего и стирая эмоциональность окраски. Но накуриться Толяныч никак не мог и сосал сигареты одну за другой. Уж очень рельефно представлялся сам себя на полу и с этой волнистой дурой под ключицей.