Филип Дик - Человек в высоком замке (пер. О.Колесников)
– Меня удивляет, – сказала девушка, – что кто-то смог шантажировать человека вашего положения.
Она взглянула на него.
– Что ж, вот что я тебе скажу, – произнес он. – Весь этот проклятый бизнес, связанный с историей – абсолютная чушь. Эти японцы – дубины. И я это докажу.
Он встал, прошел в свой кабинет и сейчас же вышел с двумя зажигалками, положив их на кофейный столик.
– Взгляни. Они кажутся совершенно одинаковыми, правда? Так вот, одна из них настоящая реликвия.
Он улыбнулся.
– Возьми их. Пойдем дальше. На рынке коллекционеров стоимость одной из них, возможно, тысяч сорок или пятьдесят.
Девушка осторожно взяла в руки обе зажигалки и принялась их рассматривать.
– Неужели ты не видишь этого?
Он шутливо ее подзадоривал.
– Историчности.
– Что такое историчность?
– Это когда вещь отмечена печатью времени. Послушай. Одна из этих зажигалок была в кармане Франклина Д. Рузвельта, когда на него было совершено покушение, а другая – нет. Одна имеет историческое значение, и еще черт знает какое. Такое же, как и другие вещи, бывшие при нем. Другая не имеет никакого значения. Чувствуешь историчность одной из них?
Он продолжал подзадоривать.
– Ты не можешь сказать, какая из них обладает историчностью. Вокруг нее нет никакого ореола, или некоего духа ауры.
– Вот здорово, – сказала девушка.
Она вытаращила глаза.
– Это и в самом деле правда, что одна из них была у него в тот день?
– Конечно. И я знаю, какая именно. Теперь понимаешь суть того, что я говорю? Все это жуткое жульничество, они надувают сами себя. Я имею в виду то, что пусть какой-то пистолет был в какой-то известной битве, ну скажем, при Геттисберге, но он остался точно таким же, как будто его там не было, если только не знать об этом. А это – здесь!
Он постучал себя по лбу.
– Это в мозгу, а не в пистолете. Когда-то я сам был коллекционером. Фактически из-за этого я и занялся этим бизнесом. Я собирал почтовые марки. Английских колоний.
Девушка стояла у окна, сложив на груди руки, и смотрела на огни центра Сан-Франциско.
– Мать и отец часто говорили, что мы бы не проиграли войну, если бы он был жив, – сказала она.
– О'кей, – продолжил Уиндем-Матсон. – Теперь предположим, что в прошлом году канадское правительство, или кто-то там еще, неважно, находит матрицы, с которых делают старые марки, и хороший запас типографской краски…
– Я не верю, что какая-то из этих зажигалок принадлежала Франклину Рузвельту, – сказала девушка.
Уиндем-Матсон расхохотался.
– Так в этом-то как раз и весь смысл моих рассуждений! Я должен это тебе доказать с помощью каких-то допущений, бумаг, удостоверяющих подлинность. Поэтому-то все это и является надувательством, массовым самообманом. Ценность вещи доказывает бумага, а не сам предмет.
– Покажите мне эту бумагу.
– Пожалуйста.
Он вскочил и снова ушел в кабинет, где снял со стены взятый в рамку сертификат Смитсоновского института. Документ и зажигалка обошлись ему возможность доказывать, что он прав, говоря, что слово «подделка» по сути ничего не значит.
– Кольт сорок четвертого калибра есть кольт сорок четвертого калибра, – обратился он к девушке, выходя из кабинета. – Речь здесь идет о размере отверстия дула, о форме, об убийстве и меткости стрельбы, а не о том, когда он сделан. Речь идет о…
Она протянула руку. Он передал ей документ.
– Значит, вот эта подлинная, – сказала она наконец.
– Да, именно эта.
– Мне, пожалуй, пора уходить, – сказала девушка. – Мы еще встретимся с вами в другой раз.
Она положила на столик документ и зажигалку и пошла в спальню, где оставила одежду.
– Зачем? – вскричал он взволнованно. Он последовал за ней.
– Ты же знаешь, что сейчас мы в полной безопасности: жена вернется через несколько недель. Я же объяснял тебе ситуацию. У нее отслоение сетчатки.
– Не в этом дело.
– Тогда в чем же?
– Пожалуйста, вызови мне педикэб, – сказала Рита, – пока я оденусь.
– Я отвезу тебя, – сердито сказал он.
Она оделась и, пока он доставал из шкафа пальто, стала молча бродить по номеру.
Она задумалась, погрузилась в себя, даже казалась несколько угнетенной. Он понял, что прошлое вызывает у людей печаль. «Ну и черт с ним. Зачем это я решил привести именно этот пример? Но ведь она такая молоденькая – я думал, что ей вряд ли известно это имя».
Возле книжного шкафа она пригнулась.
– Вы читали это? – спросила она, вытаскивая книгу.
Прищурившись, он взглянул.
Мрачная обложка. Роман.
– Нет, – сказал он. – Это купила жена. Она много читает.
– Вам бы следовало прочесть эту книгу.
Все еще чувствуя разочарование, он взял книгу и посмотрел название. «Из дыма вышла саранча».
– Это одна из тех, запрещенных в Бостоне книг? – спросил он.
– Она запрещена всюду в Соединенных Штатах и, конечно, в Европе.
Она подошла к двери и остановилась, ожидая его.
– Я слышал об этом Готорне Абендсене.
На самом деле он впервые столкнулся с этой фамилией. Единственное, что он знал об этой книге, это то, что сейчас она очень популярна. Еще одна причуда, еще один пункт массового помешательства. Но нагнулся и положил книгу на место.
– На беллетристику у меня нет времени. Я слишком занят работой.
«Секретарши, – подумал он язвительно, – читают эту дрянь, лежа дома в постели перед тем, как уснуть. Это их возбуждает. Вместо того чтобы заняться чем-нибудь настоящим, чего они боятся, а на самом деле страстно желают».
– Одна из этих любовных историй? – сказал он, сердито открыв дверь в кабинет.
– Нет, – сказала она. – О войне.
Пока они шли по коридору к лифту, она сказала:
– Он пишет то же самое, что говорили мои родители.
– Кто? Этот Аботсон?
– Его теория вот в чем: если бы Джо Зангара не попал в него, то он бы вытянул Америку из депрессии и вооружил бы ее так, что…
Она замолчала, так как они подошли к лифту, где в ожидании стояли люди.
Позже, когда они ехали по ночному городу в «Мерседес-бенце» Уиндема-Матсона, она продолжила рассказ.
– Согласно теории Абендсена, Рузвельт должен был быть ужасно сильным президентом, таким же сильным, как Линкольн. Он показал себя за тот год, когда был у власти, всеми своими действиями и делами. Книга, конечно, не документ. Я имею в виду то, что она написана, как роман. Рузвельт не убит в Майами: он продолжает править страной, и в 1936 году его переизбирают, так что он президент до 1940 года, когда война уже началась. Не понимаете? Он все еще президент, когда Германия нападает на Англию, Францию и Польшу. И он все это видит. Он заставляет Америку стать сильной. Гарнер был на самом деле дрянным президентом. Во многом из того, что произошло, повинен именно он. А затем, в 1940 году, вместо избранного демократа Брикера…
![Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]](/uploads/posts/books/117875/117875.jpg)
![Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]](/uploads/posts/books/118181/118181.jpg)