Андрей Толкачев - Галактика 1995 № 3
— Берта! Ты меня сгубила… А? Ты пришла… Я слышу твое звериное дыхание. Ты пожаловала ко мне. Я отрекаюсь, пусть поздно… Христиан… ты помечен… опасайся.
Сжав руками горло, граф корчился от удушья. Так и замер он в своем последнем движении, вытянув руки к выходу из подземелья.
…Христиан искал Юнну тщетно. Ее нигде не было. В лесу слышался плач болотной выпи. Пахло сырой травою. Под подошвами ботинок хлюпала вода. Христиан дошел до озера.
«Она убита… С чего я взял? Граф ее любит не меньше пропавшей Берты. Вода на пруду будто застоявшийся дым. Причем здесь вода? Пора возвращаться…»
Ему улыбалась блестящая листва ольхи, его приветствовали костры кипарисов, но ничто не меняло его тревожного состояния.
Христиан, выходя из леса, услышал рев свиней. Добежав до загона для скота, он увидел лежащего человека, которого мяли несколько тучных боровов. Христиан бросился в самую гущу. Животные свалил его с ног, но взмахами ножа он разогнал обезумевших свиней. Посреди ворот молча стоял графский пес.
Тело человека зашевелилось. Это был охранник. Он держался за бок, где видимо, были сломаны ребра.
— Хрис… Хрис… убей меня. Не вынесу я этого. Задыхаюсь.
— Кто хотел тебя убить? Кто?! Граф?
— Граф мертв…
— Я видел его час назад…
— Меня душила ведьма. Я увидел ее близко…
— Ты путаешь. Тебя давили свиньи, разъяренные. Каких я никогда не видел. Средь бела дня.
— Убей. Я не жилец… Молю тебя… О страх божий.
Охранник продолжал роптать. Христиан смочил водой его ободранное лицо, застывшие в бороде сгустки крови. Больше всего у охранника была поранена правая рука. Она безжизненна висела, а пальцы образовали сплошное кровавое месиво. Услышав о ведьме, Христиан бросился на поиски ее. Он пробежал помещение загона до конца, разбивая перегородки, переворачивая весь хлам, он порезал мешки, наполненные зерном и вернулся к охраннику, умерив свой пыл. Он направился в дом за покрывалом.
У клумб цветочных Христиан вдруг заметил Юнну. Она повернулась вполоборота и равнодушно посмотрела на него. Неведомая ему сила свалила его с ног перед девушкой, и он распластался на траве…
Христиан вернулся к охраннику, проткнул покрывало и вдел в него бечевку, затем он заманил хлебом оголодавшего борова и накинул петлю ему на шею. Свинья потянулась за хлебом и потащила свою ношу. Так Христиан доставил до побережья полуживого охранника.
С лодочными цепями он справился не сразу. Когда он их распутал, принялся перевязывать охранника лоскутами своей рубахи. Тот немного пришел в себя и даже заметил Христиану, что на его спине красное пятно.
Навстречу волнам Христиан вытолкнул лодку, и охранник, превозмогая боль, заработал одним веслом.
— Поплыли вместе?! — предложил он Христиану.
— Я потом… мы встретимся на суше. Да сохранит тебя Господь.
Лодка удалялась в открытое море.
10…Она лежала перед ним, как живая. Он стоял над гробом и всматривался в ее безмятежное лицо и ждал, что вот-вот вздрогнут ее веки, и она оживет и поднимется.
О Юнна! О Юнна! Как случилась твоя смерть?
С другого берега съехалось множество людей, знавших ее еще ребенком. Похоронная поляна была устлана цветами, и потому люди толпились кто где мог в незанятых цветами местах.
Ее лицо накрыли белоснежным саваном. Христиану мерещилось, что теперь, под материей, она улыбается ему, а в области шеи выступает кровь. Он сжал ладонями лицо, чтобы избавиться от наваждения. Когда вновь поднял глаза — видел карлика в шутовской одежде.
— Никогда я не видел скоморохов на похоронах… — Зачем он здесь? — обратился Христиан неизвестно к кому.
— Он не шут, он — карлик… — последовал ответ стоящего позади старика.
— Он родственник? — спросил Христиан.
— Говорят, у графа, после смерти, остался наследник, отвергнутый графом из-за того, что он карлик. Граф однажды одумался — устроил поиски сына. Даже объявил всем, что нашел и показал мальчика. Все знали — это ложь. Так граф вторично взял на себя грех перед Господом и потерял его милость. Граф понес суровую кару, но не он один — невинные Юнна и Гюстав, невинный приемный сын, ближайшие слуги — все раньше срока покинули этот бренный мир.
Теперь народ решил не гневить Бога и отдать дань умершим и убиенным карликам графского рода, молиться за спасение их душ, садить цветы на их могилы. Тогда, может, объявится графский сын, отпустит нам прощение и прекратятся напасти, от которых столько лет нам нет покоя.
Мы в каждом карлике видим своего спасителя. Едва старик умолк, как заговорила женщина, отстраненно глядя перед собой.
— …Она лежит в саду белых хризантем, которые обожала безумно… Белые цветы и яркие ленты — она дарила их каждому. Может, глаза бедной девочки увидят их и унесут с собой в мир божественный…
— Эта женщина воспитывала Берту и Юнну… — прошептал старик, подойдя совсем близко к Христиану.
Последняя встреча с Юнной, их последний разговор. Христиан вспомнил все.
Он вернулся с берега, когда уже смеркалось. Прислуга занималась подготовкой предстоящих похорон графа. Все делалось молча, без суеты и излишнего волнения. Христиан с Юнной ушли в лес. Лениво шелестели листья, напившись дождя. Пахло мятой.
Юнна и Христиан — две хрупкие тени под лунным сиянием, шли по серебряной траве. Очертания их фигур гармонично вливались в один высокий силуэт, который нельзя было отличить от силуэтов деревьев, который трепетно дрожал под молчаливую музыку мерцающих звезд.
— С луны дует ветер, — прошептала она.
С этим шепотом в голове Христиана поднялся рой голосов и рассеялся, издавая одномерное звучание, похожее на шум ветра.
— На! Возьми же! Возьми! — говорила она.
— Я не вижу. О чем ты просишь?
— О ландыше. Я дарю тебе белые ландыши. Под порывами ветра надулись их легкие одежды.
— Старуха… — услышал Христиан и переспросил.
— Старуха, — последовало повторение.
— Куда ты смотришь? Я не вижу. Ты так вздыхаешь, что у меня подпрыгивает сердце. Мы здесь одни. Ты вздыхаешь, будто кричишь.
Она молчала, сильно сжав губы и глубоко дыша. Затем она поднесла ладонь ко рту…
Его охватило лихорадочное волнение. Он схватил ее за холодеющие руки, он заглянул в ее глаза…
Через некоторое время, в лесной тишине, раздался отчаянный крик Христиана:
— Ты мертва!
— Ты мертва! — закричал Христиан и, испугавшись собственного крика, открыл глаза. На него в упор смотрела Юнна. Лицо ее было покрыто дряблой порванной кожей, над которой свисали волосы как нити шерсти. В глазах ее застыл бешеный смех.
![Владимир Рыбин - Здравствуй, Галактика! [Cборник]](/uploads/posts/books/96398/96398.jpg)
