Герберт Франке - Башня из слоновой кости
Никлас снова вытянулся в своем кресле и бессильно поник, склонив голову набок, словно она была слишком тяжела для него.
С минуту царила тишина, затем первым зашевелился бледнолицый молодой мужчина, неподвижно застывший позади Никласа; подтолкнув коляску, он покатил ее к лифту.
Гвидо поднялся со своего места.
– Я хочу еще кое-что сказать по поводу сегодняшней ситуации. Мы захватили этот корабль – и это было предусмотрено планом нападения на правительственный центр: в случае неудачи мы должны были спасти небольшую группу наших лучших людей. Никлас уже объяснил, какая задача стоит перед вами. Я считаю, мы должны восхищаться этим человеком, не теряющим мужества даже в самой отчаянной ситуации. И нам надо радоваться, что мы имеем такой образец человека-борца!
Глухой стук костяшек пальцев по синтетическому покрытию пола заменил аплодисменты – этот звук напоминал дробь града по железной крыше, и тут же все стихло, словно слушатели устыдились сами себя.
– Положение у нас очень серьезное, – продолжал Гвидо, – но не отчаянное. У нас есть даже козырь в игре: этот корабль. Это один из тех проектов, на которые ученые не жалели денег, заработанных народом. Вместо того чтобы создать лучшую жизнь для людей, они стремились достичь чужих миров. Этот корабль должен был первым преодолеть межзвездное пространство, пробиться в соседние галактики.
Снова волна возбуждения прошла по рядам собравшихся. Гвидо пришлось повысить голос, чтобы добиться тишины.
– Но мы вовремя узнали об этом замысле и рады, что смогли помешать этому. Не то что мы имеем что-либо против космического перелета, но сначала необходимо решить другие задачи: охрана природы, медицинские исследования, воспитание критически мыслящих членов общества, поощрение людей искусства. – (Снова костяшки пальцев застучали по полу.) – Этот корабль пришелся нам кстати – он оборудован для многолетних экспедиций, на нем созданы жизненные условия, которых еще никогда не было на космических кораблях. Его оболочка изготовлена из нового, чрезвычайно огнеупорного и поглощающего протоны керамического материала. Корабль развивает такую скорость, какую получали пока лишь частицы в синхрофазотронах. Это значит, что мы недосягаемы для любых преследователей.
… Теперь закричали все разом и захлопали в ладоши. Они не спали около тридцати часов, но неожиданно появившаяся надежда заставила их забыть про усталость.
– А теперь перейдем наконец к практическим вопросам. Мы будем соблюдать здесь двадцатичетырехчасовой день, как и на Земле и на всех станциях Солнечной системы, обслуживаемых людьми. Сейчас мы больше всего нуждаемся в отдыхе, и потому я объявляю, друзья мои, этот момент нулевой точкой отсчета времени. Пожалуйста, сверьте ваши часы! – Когда процедура была завершена, Гвидо сказал с плохо скрываемым волнением: – Отныне начинается не просто новый день, но новый этап нашей жизни. – Он жестом погасил вспыхнувшие было аплодисменты и добавил уже без всякого пафоса: – Спенсера вы все знаете. Он укажет вам ваши кабины. Разумеется, дежурная команда остается на своих постах. Подъем завтра в пять часов. Благодарю вас, друзья.
Спокойной ночи!
11
Спальные места были разыграны по жребию, и Мортимеру повезло – он получил отдельную кабину: собственно говоря, это был крохотный чулан, где помещались лишь стул, откидной столик, стенной шкаф и ложе, впрочем, довольно удобное – с пенорезиновым матрацем, посредине которого бьшо углубление, соответствующее форме тела взрослого человека. Ни подушек, ни одеяла не было, зато в избытке форсунки и распылители, антенны и переплетения проводов. Мортимер предположил, что все это, скорее всего, части кондиционера, поддерживавшего на нужном уровне температуру и влажность воздуха, а также иные, не известные ему, но необходимые для обеспечения жизнедеятельности человека показатели, поэтому одеяла и тому подобные вещи были здесь просто не нужны. Имелось еще множество рычагов, назначения которых Мортимер не знал, но они ему и не понадобятся. Он разделся до нижнего белья и улегся, прикрывшись брюками.
По всей вероятности, он тут же заснул, ибо, когда позже он попытался восстановить события, память не сохранила ни одной подробности и не было никакого свидетельства того, что он хоть раз повернулся во сне. Однако позднее, вспоминал он, его охватил гнетущий страх. Неожиданно он поймал себя на том, что у него даже пот выступил на лбу, ему казалось, что на него навалилась невероятная тяжесть, он был словно в полусне. Он сам так объяснил причину всего этого: необычное положение, сверхмощная гравитация. В мозгу роились беспорядочные мысли, обрывки каких-то эпизодов, случившихся в последние дни или часы. Вдруг привиделась ему Майда с каким-то призрачным искаженным лицом. Мортимер знал, что это всего лишь продолжение его лихорадочных грез, и тщетно пытался оживить в памяти черты ее правильного, нежного и своенравного лица: чуть впалые щеки, темные волосы, – но за этим не было зримого образа, и что-то неясное, невообразимо пугающее затаилось где-то в глубине его сознания; оглядываясь назад, он подумал, что это, должно быть, предчувствие, смутный и оттого непреодолимый страх перед теми силами, которые могли прочесть его мысли, глубоко вторгнуться в его сознание и беспрепятственно творить там все что угодно.
Наверное, он бился как в припадке, потому что вдруг вспомнил, как больно ударился тыльной стороной ладони о какой-то твердый край, подскочил словно ошпаренный и проснулся. А потом долго лежал, вслушиваясь в темноту, чувствуя, как что-то неведомое приближается к нему. Внезапно он привстал с постели и нанес удар по белой массе, которая была уже совсем рядом и пыталась накрыть его, несмотря на его отчаянные попытки сопротивляться. Он лихорадочно шарил вокруг, пока руки его не наткнулись на какую-то оболочку, обтянутую пенорезиной, – полую форму, которая плотно облегает человеческое тело, словно литейная форма – только что отлитую металлическую деталь. У него было ощущение, будто его размололи, что он уже не в состоянии протиснуть свое тело сквозь еще остававшийся зазор, он сник, однако все еще греб руками и ногами, пока и они не вошли в предусмотренные для них углубления, он дрожал всем телом и ощущал себя совершенно расплющенным. Он почувствовал, что форма принимает его тело, и несколько раз вздохнул, преодолевая удушье. Он жадно ловил ртом воздух, стараясь делать как можно меньше движений, он словно слился в единое целое с предательской западней из искусственной кожи, пенорезины и полиэтилена и готов был уже смириться со своей участью…
И тут его тело неожиданно расслабилось, возможно, просто оцепенело, возможно, было раздавлено тяжестью и уже вообще больше не существовало, но это не было похоже на Ничто, на абсолютную черноту, безмолвие и опустошенность, нет, он различал какие-то смутные образы, видел каких-то незнакомых людей, например пожилого мужчину благородной наружности, с коротко остриженными белыми волосами, тот без конца сцеплял и расцеплял гибкие пальцы, которые, словно играя, ощупывали сами себя. Морщинистое желтовато-коричневое лицо. А рядом – другое лицо с большими, преданными карими глазами, юное и древнее одновременно, узкая гибкая спина под белым пальто, распущенные волосы, профиль молодой женщины или девушки, световые блики на щеке, тонкий нос и узкий подбородок. Он улавливал душевные волнения этих и других не знакомых ему людей, затем почувствовал короткий импульс, направленный на него самого. Мысли его путались. И тут послышался громкий голос – на сей раз это не был голос главного диктора-информатора, – голос этот произносил слова, которые Мортимер хотя и не слышал, но каким-то другим, не поддающимся объяснению образом улавливал:
