Яна Завацкая - Разорванный мир
- Как тебе удалось автомат раздобыть?
- Ну как... Это, вообще-то, мой автомат.
- А ты как же?
- А я потом скажу, что потеряла или еще что-нибудь, и новый выдадут.
- Ну и дела... И не влетит за это?
- Да у нас, собственно, нет никаких наказаний. Ну, Дали поворчит... это звеньевая наша и моя наставница. Если что-то серьезное, Мэррит к себе вызовет и проведет беседу. Но автомат, это же мелочи...
- Ничего себе мелочи! У нас бы все перевернули... Слушай, у вас не армия, а бардак какой-то.
- Не знаю. Пока вроде ничего такого страшного не случилось.
Стемнело, и они сидели рядышком, на камнях, подстелив куртку, и рука Мартина отыскала руку Чены.
- Хорошая ты, - сказал он, - Странная.
- Что же во мне странного? - Чена повернулась к нему.
- Не знаю... Вы все, арвилонки, странные. К вам и не подступишься. И даже почему-то не хочется особо. Хочется просто быть рядом.
- Знаешь, - сказала Чена, - А я предчувствовала, что со мной что-то такое произойдет. Я всегда думала... В мире есть какая-то тайна, и мне так хотелось ее раскрыть. Ведь о чем-то пишут стихи, песни, романы... Что это такое? Тайна любви... Послушай, Мартин, помоги мне понять это.
- Для вас это, конечно, тайна, - сказал Мартин, - Но вы ведь сами отказались от этого.
- А для вас?
Мартин пожал плечами. И для нас - тоже тайна. Но вслух этого он не сказал.
- Вот послушай, - Чена начала читать стихи.
В моей обители - серебряная тишь.
В подлунном мире - двух сердец молчанье.
Я потому молчу, что ты молчишь,
Моя любовь, мое отчаянье.
Я потому молчу, что свет
Тебя таким далеким создал.
Печаль моих прошедших лет
И счастье дней моих грядущих звездных...
Она вдруг остановилась. Почему-то ей не хотелось читать стихи Мартину. Казалось, что ему неинтересно. Хотя он и слушал вроде бы, но... отчего-то было такое чувство. Казалось, стихи с его точки зрения - вообще глупость и слушал он из снисхождения...
- Ну вот, видишь, как прекрасно... А о чем это? Что это за тайна такая? Теперь я понимаю... Я чувствую. Но для чего это чувство? Что стоит за ним? Ты можешь мне объяснить?
- Я попробую, - Мартин взял ее за обе руки и вдруг притянул к себе. Тепло нахлынуло на Чену, словно поток, ей стало так необыкновенно хорошо, и тут Мартин прикоснулся губами к ее губам. Все тело ее, до самой глубины, до самой нижней точки, пронзило, словно током. Но губы Мартина были настойчивы, они проникали дальше, раздвигая податливый рот Чены, и его язык проник вовнутрь... Ей стало мокро и неприятно. Чудесные ощущения исчезли, хотя тело и пронизывал странный поток, заставляя трепетать, набухать, изменяться в тех точках, которые отличают женщину от мужчины... Но что-то было в этом не так. Слишком как-то грубо, слишком настойчиво целовал ее Мартин. А может быть, так и нужно, думала Чена и покорялась ему... Откуда мне знать, я старая дева, мы все, в Арвилоне, старые девы. А он знает. Он научит меня. Он откроет мне тайну. Мартин коснулся руками ее груди, и снова - одновременно приятно ей было, даже не то слово - приятно, это был трепет и наслаждение, и в то же время как-то не так... Что-то в этом было неправильного, убивающего то, истинное чувство, заставившее ее лететь сюда как на крыльях. Но Мартин-то знал... Это она была неопытной, значит, чувства обманывали ее, значит, ей нужно просто научиться ЭТОМУ... А Мартин вдруг резко изменился, всегда спокойный, как бы чуть равнодушный, он стал страстным и любящим, глаза его горели, глядя на Чену с такой любовью и добротой, и оторвавшись от нее, он прошептал: "Я люблю тебя... милая... Я люблю тебя". А Чена не могла ответить ему, да, она любила его, любила безумно, она только о нем и думала все дни, но вот сказать ему в ответ "люблю" - не могла, но ведь нужно было как-то дать ему знать об этом, и она просто прильнула к нему снова, как кошечка, приласкалась, и слезы потекли из ее глаз от бессилия, от счастья, от готовности все отдать, всем пожертвовать ради него...
Она шла назад, как трудно, как невыносимо было отрываться от Мартина, расставаться с ним... Может быть, на целых два дня. Ночь светла - луна только-только пошла на убыль... Огромный диск горел в небе. Свет, подумала Чена. Ей вспомнилось: я рисую Свет, и он приобретает вид, и форму, и очертание - твое... Нет, это не про Мартина. Ничего общего, подумала она. Мартин - это совсем другое. Это такие сладкие и стыдные прикосновения, такое милое, родное тепло... Но Свет? Нет. Та, что писала эти строки, не знала ничего о Любви. Она не знала этой тайны, да и откуда ей знать, ведь она арвилонка. Глупое стихотворение, подумала Чена и более не вспоминала его.
На следующий день снова был боевой вылет, и почти обошлось, но самолет Эйлин подбили, и она тянула, как могла, а потом кончилось горючее, и самолет ее рухнул совсем недалеко от аэродрома, километрах в двадцати, она успела прыгнуть, и ее долго ждали и послали вертолет, и все звено не уходило с поля, ждали возвращения вертолета, может быть, Эйлин найдут. Тревога была так сильна, что Чена на какое-то время перестала думать о Мартине. Сегодня они остановили эскадрилью "Трегеров" и их эскорт из истребителей, а "Трегеры" шли бомбить железнодорожную станцию. Станция осталась цела, а вот Эйлин... Наконец вертолет показался вдали черной точкой, он приближался, рокотал все громче и опустился на площадку. Вертолетчицы вылезли из кабины и потащили за собой что-то неподвижное, большое, висящее кулем. Дали, Харрис и Чена уже неслись к машине со всех ног. Лицо Эйлин было совершенно белым, из уголка рта спускалась струйка крови. Ее подхватили на руки втроем, Чена взялась справа, и почувствовала, что ладонь погружается во что-то мокрое... Кровь? На белом лице открылись узкие карие щелочки глаз.
- Девчонки, - прошептала Эйлин, - Ой, больно...
- Тихо, тихо, - сказала Дали ласково, - Сейчас к Руте пойдем. Все будет хорошо.
Эйлин впала в забытье. Они дотащили подругу до медпункта. Уложили на кушетку.
- Раздевайте, - велела Рута, доставая шприцы. Дали приподняла Эйлин, Харрис и Чена стали осторожно стаскивать с нее высотный костюм.
- Разрезать придется, - Рута решительно взяла ножницы. Одежду Эйлин (рубашка и подкладка промокли от крови) разрезали. Девушку прошила автоматная очередь. Самая крупная рана зияла в грудной клетке, просто чудо, что сердце еще билось, а выходное отверстие на спине было еще шире - и прямо на позвоночнике... Очередь прошла через живот, пах и бедро. К счастью, крупные сосуды не были задеты, иначе Эйлин давно погибла бы.
- Н-да, дела, - процедила Рута, вводя иглу в вену на руке. Она добавила в капельницу фесдол, надежный наркотик. Чена держала руку Эйлин и смотрела ей в лицо, бледное, покрытое потом, искаженное болью...
- Девчонки, я... Меня кто-то обстрелял на посадке. Я даже не знаю, кто...
