Джон Кристофер - Когда пришли триподы
Пока я думал, что он, кроме всего прочего, предвкушает встречу с Ильзой, он сказал Анжеле:
– Через несколько часов увидим маму. Узнает ли она нас после всего?
– Конечно, узнает, – ответила Анжела. Она ела яблоко. – Не так много времени прошло.
Марта смотрела в окно. Между озером и нами были дома, возле них играли дети, смешно скакала собака, дым поднимался из труб.
Она сказала:
– Как хорошо и безопасно здесь. Как ты думаешь, нам продлят разрешение?
Папа потянулся.
– Я уверен. В порту бюрократы. Местная полиция – другое дело.
Поезд остановился в Лозанне, по расписанию здесь тридцатиминутная остановка.
Я спросил у папы:
– Можно нам с Энди выйти? У нас много времени.
– На всякий случай лучше не выходить.
Я быстро думал.
– Хотелось бы купить подарок для Ильзы. На следующей неделе у нее день рождения. – Анжела не единственная, кто может проделывать такие штуки.
Он поколебался, потом сказал:
– Ну ладно. Но только на четверть часа.
Марта сказала:
– Вряд ли купите что-нибудь с английскими деньгами.
– Я как раз думал, не поменяешь ли ты мне немного.
– И долго я смогу менять? – Она улыбнулась и порылась в кошельке. – Но я сама напросилась. Двадцать франков – придется покупать что-нибудь маленькое. Ты тоже потрать немного денег, Энди.
Анжела сказала:
– И я.
Я ответил:
– Нет. Ты останешься здесь.
– Если вы идете, я с вами. – Глаза у нее стали стальными. – Нечестно, если у вас будет подарок, а у меня нет. Она моя мама!
Я поспорил, но не надеялся выиграть. Марта и ей дала двадцать франков, и Анжела тащилась за нами, пока мы осматривали станцию. Мы нашли небольшой магазин, и пока я думал, что лучше купить Ильзе – шоколад или куклу в крестьянской одежде, Анжела купила куклу. Пришлось мне покупать шоколад. Он был двух видов – по девять франков и по девятнадцать. Вначале я попросил маленький, потом передумал и взял другой.
Я чувствовал, что вокруг нас собираются люди. Голос рядом заставил меня вздрогнуть. «Sales anglais!» Я знал, что по-французски это значит «грязные англичане», но если бы даже не знал, можно было понять по тону.
Парень, около шестнадцати, высокий, смуглый, в красном джерси с большим белым крестом – национальная эмблема Швейцарии. Другие тоже в джерси, толпа человек в двенадцать, большинство такого же возраста или чуть моложе, и человек с седой бородой, примерно пятидесяти лет. Те, кто был не в джерси, на руке носили повязку с белым крестом.
Энди спокойно сказал:
– Пошли отсюда. – Он направился к платформе, но высокий парень преградил ему дорогу.
Другой, ниже ростом и светловолосый, сказал:
– Что вы делаете на нашей земле, грязные англичане?
Энди ответил:
– Ничего. Идем на поезд.
Кто-то еще сказал:
– Грязные англичане в чистом швейцарском поезде – это нехорошо.
– Послушайте, – сказал Энди, – меня уже дважды назвали грязным англичанином. – Он повысил голос: – В следующий раз ударю.
Наступило молчание. Я решил, что мы сможем уйти, Энди – тоже. Он двинулся на высокого парня, заставляя его отодвинуться. В их рядах открылась щель, но всего на секунду. Один из них схватил Энди за руку и повернул, другой в то же время пнул по ногам и повалил.
Когда Энди упал, Анжела закричала. Я схватил ее за руку и потянул в противоположном направлении. Они сосредоточились на Энди, и, может, я сумел бы увести Анжелу, но она снова закричала, и я увидел, что с другой стороны ее схватил человек с бородой.
После этого все смешалось, я пинался, лягался, бил окружающих и получал ответные удары. Удар по шее чуть не уронил меня на землю, я мельком заметил лежащего Энди, стоявшие вокруг пинали его ногами.
Я закрыл лицо руками, пытаясь защититься. Слышались крики, смешивавшиеся с объявлением станционного громкоговорителя. Потом я понял, что удары прекратились, но сморщился, когда кто-то грубо схватил меня. Открыв глаза, я увидел полицейского в сером мундире; двое других поднимали Энди, а красные джерси рассеялись в толпе.
Анжела казалась невредимой. Изо рта Энди шла кровь, под глазом была ссадина, другая – на щеке. Когда я спросил его, как он себя чувствует, он ответил:
– Ничего страшного. Думаю – выживу.
Полицейские отвели нас в поезд. Я рассказывал папе, что случилось, пока Марта занималась ранами Энди. Полицейский проверил наши документы.
Пока он их рассматривал, папа спросил:
– Что вы с ними будете делать?
– Дети на вашей ответственности, – сказал старший полицейский. У него было круглое лицо, маленькие глазки, говорил он по-английски медленно, но правильно. – У вас есть разрешение ехать в Фернор. По прибытии доложите местной полиции.
– Я говорю не об этих детях. – Папа опять жевал губу. – О тех, кто на них напал, – что вы будете делать с ними?
– Мы не знаем их личности.
– Но вы пытались установить?
– Мы не уверены, что тут не было провокации.
– Провокации! Дети покупали подарки матери – кстати, она швейцарка, – их назвали грязными англичанами и набросились на них. Я думал, это цивилизованная страна.
Полисмен наклонил голову, глаза его были холодны.
– Послушайте, англичанин. Это на самом деле цивилизованная страна. И это страна швейцарцев. Нам здесь не нужны иностранцы. Вы хотите подать жалобу?
Марта сказала:
– Оставь, Мартин.
Полисмен покачивался на каблуках.
– Если хотите подать жалобу, вы должны немедленно сойти с поезда и отправиться со мной в отделение. Там вы останетесь, пока начальник отделения не освободится и не примет вас, чтобы обсудить жалобу. Не знаю, сколько вам придется ждать, но начальник очень занятой человек. Ну, англичанин?
Папа сквозь зубы сказал:
– Жалоб нет.
– Хорошо. Проследите, чтобы никто из вас больше не причинял беспокойств. Желаю вам благополучного и быстрого путешествия – назад в Англию.
Когда поезд тронулся, папа сказал:
– Я этого не понимаю.
Марта ответила:
– Швейцарцы мне никогда не нравились. – И добавила: – Кроме Ильзы, конечно.
Энди объяснял:
– Я сказал, что ударю, если кто-нибудь назовет меня снова грязным англичанином. После этого они напали. Мне жаль, что я вызвал такие неприятности, но разве я мог слушать и молчать?
– Да, не мог, – ответил папа. – Я понимаю тебя. Но в будущем придется поступать именно так – слушать и молчать. Это другой тип ксенофобии, чем на Гернси, но все же это ксенофобия.
Анжела спросила:
– А что такое к-сену-фоб-и-я?
– Боязнь чужеземцев. Страх и ненависть. Это ценная защита для племени, но для посторонних очень плохо. Забавно. Внешне то, что мы видели в Гернси, кажется лучше – люди просто хотят, чтобы их оставили одних, жить сами по себе, а здесь ксенофобия агрессивна: явное стремление нападать на чужаков. Но она более здоровая. Швейцарцы укрепились в том, что они швейцарцы, и ненавидят всех, кто не швейцарец. Нам трудно, но для них это хорошая защита от триподов.
