Елена Ворон - Без права на смерть
— Ты что, еще не побывал у коменданта? — неожиданно раздался голос за спиной.
Глава 5
Лоцман остановился.
— Побывал. — Он неловко обернулся.
Перед ним стоял полуголый человек с огромным кровоподтеком на плече. Юношеская фигура, правильное лицо, темные волосы, темные глаза, нечто романтическое в облике — вертолетчик. Тот самый, что вопреки запрету заговорил с Лоцманом и схлопотал от солдата прикладом. Удивительно, почему у него гипс не наложен, — ключица-то, поди, раздроблена. Однако синяк казался старым — бледнеющий, изжелта-коричневый — и ни следа опухоли.
— Как это у тебя плечо?.. — начал удивленный Лоцман.
— Здешнее солнце исцеляет, — объяснил летчик. — А вот как ты был у коменданта, коли хромаешь?
— Да лечить не стали. И стимулятор дать пожадничали. — Лоцман вымученно улыбнулся. — Бумагу ихнюю не подписал, вот и…
Пилот вытаращил глаза.
— Не подписал?! — ахнул он. — Ничего себе! Не подписал! Да что ж ты с ногой маешься? Про солнце не объяснили? А ну пошли.
Он без церемоний ухватил Лоцмана за пояс и вломился в живую изгородь. За ней оказалась полоса газона и пешеходная дорожка, за которой стояла еще одна изгородь, а дальше виднелись веселые коттеджи: зеленые, голубые, кирпичные, лимонные, красные.
Вертолетчик отпустил Лоцмана, тот повалился на траву.
— Давай ногу, поглядим… Это надо же — не подписал! — твердил пилот восхищенно, пока Лоцман возился со штанами; затем увидел раздутое лиловое колено, вывернутую голень и помрачнел. — Это вывих; тут солнце не спасет. Ладно, сами сделаем. Можешь орать, только в морду не бей, — он взялся за ногу выше и ниже колена. — Отвернись.
Охранитель мира отвернул голову и стиснул зубы. Сжались железные тиски, колено разорвала свирепая боль. Лоцман дернулся, впился пальцами в землю, но смолчал. Ноге полегчало.
— Всё, — выдохнул летчик, выпрямляясь. — Молодец. — У Лоцмана по щекам текли слезы; он вытер их рукавом и пристыжен но глянул на пилота. Летчик устраивался на траве, подставляя солнечным лучам заживающее плечо.
— Погреешь кости — оно и наладится, — заверил он жизнерадостно. — А что стимулятор не дали, не горюй. Его только тем дают, кто идет в армию. Сволочам, иными словами. Ты чей Лоцман? — спросил летчик без перехода.
— Пленников Поющего Замка. А ты?..
— Пилот Шестнадцатого вертолета.
— Разве имени нет?
Вопрос позабавил летчика своей нелепостью. Он усмехнулся и добродушно пояснил:
— Имена у актеров, а мы — техническая служба. Нам не положено.
— Это неправильно, — заявил Лоцман.
— В наших мирах полно неправильностей, — философски заметил Шестнадцатый. — Ты бы лег — нога скорей выправится.
Лоцман растянулся на траве.
— Сколько их, этих миров?
— Прорва, — ответил летчик. — Здесь у нас — двести с мелочью, в других местах есть еще.
— Какие они? — лениво поинтересовался Лоцман, которого потянуло в сон. Теплое солнце оглаживало измученное тело, убаюкивало боль; глаза сами собой закрывались, и хотелось уткнуться лицом в мягкую траву и вздремнуть.
— Ну, какие… Много похожих, а есть совсем особенные. В одних скука смертная, другие повеселей. Множество крошечных, убогих, но попадаются прямо-таки роскошные — век бы там жил. Обширные, полнокровные; в какой угол ни загляни, всё на месте, всё надежно. Затем, полно умирающих.
— Как это? — встрепенулся Лоцман.
— Обыкновенно. Обитатели сходят на нет, а сам мир сжимается, схлопывается.
— Отчего же он умирает?
Вертолетчик нахмурился и не сразу ответил:
— Бог или Богиня отвергают свой мир, забывают. Он делается не нужен — и оттого погибает.
— А в скольких мирах ты бывал? — Шестнадцатый принялся считать, загибая пальцы. Двух рук не хватило, пальцы пришлось разгибать.
— В тридцати семи. К слову, в восемнадцати из них Лоцманов уже отловили.
— Продали?
— Именно, — буркнул летчик сердито. — Нынче только тем и занимаются. И этих молодцов с автоматами расплодилось. Раньше никогда столько не было; и место свое знали. А теперь чуть что — кулаком в морду тычут или прикладом охаживают. Скоро на улицах палить начнут.
— Отчего всё это?
— Я ж говорю: идет охота на Лоцманов. Кино теперь снимают без них. Правда, паршивое кино получается — с души воротит. Бедные актеры.
Несмотря на живительное солнце, у Лоцмана по спине пробежал холодок.
— А как попадают из мира в мир?
— На вертолете — летят через солнце.
— Скажи… — Лоцман замялся. Шестнадцатый ему ничем не обязан, кроме стычки с солдатами, и просить было неловко. — Ты мог бы отвезти меня обратно, в Поющий Замок?
Летчик клацнул зубами.
— Проданный Лоцман не возвращается.
— Но я не подписал ОБЯЗАТЕЛЬСТВО.
— Это ничего не значит.
— Нет, значит — иначе не заставляли бы. Это важно.
— Проданному Лоцману там нечего делать! — отрезал пилот с внезапной злостью. Видимо, была задета какая-то болезненная струна.
— Раз я не подписал, могу бороться.
— С кем бороться? С актерами?
— С кино, с Богиней, с Ителем.
— С кем? — недоуменно переспросил пилот.
— С Ителем, — повторил Лоцман.
— Не знаю такого. Чушь говоришь. — Летчик поднялся с земли, давая понять, что тема закрыта. — Как нога?
— Полегче.
— Вот и грей дальше. До встречи. — Шестнадцатый перемахнул через изгородь и зашагал прочь. Над линией подстриженных кустов несколько секунд виднелись его развернутые плечи и темный затылок, затем летчик пропал из виду.
Из кустов за пешеходной дорожкой высунулась нечесаная голова, и давешняя замурзанная девица, упираясь локтями, выползла к охранителю мира, растянулась на животе, заболтала в воздухе грязными пятками.
— Привет, Лоцман Поющего Замка.
— Привет, Леди Звездного Дождя.
Она кисло поморщилась, однако поправиться и назвать ее Лоцманом у него не повернулся язык: ведь деваха подписала свое ОБЯЗАТЕЛЬСТВО. Он глянул на сложенные рядом штаны — не приодеться ли ради дамы — и не стал. Эдакая замарашка переживет небрежность туалета; к тому же на Лоцмане вполне пристойные плавки.
Перехватив его взгляд, девица ухмыльнулась. Зубы оказались с желтым налетом. Вдобавок от нее несло чем-то, что Лоцман поначалу не опознал, и, только уловив разлитое кругом знание, сумел расшифровать запах: вонь грязного белья и давно не мытого тела. Он отодвинулся, притворившись, будто удобнее пристраивает больную ногу.
Девица поелозила животом по траве.
— Еще чуток погреешься — и двинем. Я тебе всё покажу и с нашими познакомлю. Нам всё можно, везде пускают. И разговаривают, как с людьми. С непроданным Лоцманом лясы точить нельзя, а с проданным — сколько угодно. И кино общается, и летчики, и даже солдаты. Со мной сегодня один говорил. Наподдал по заднице и рявкнул: «Пошла вон, дурища!»