Игорь Астахов - Чужая дуэль
Прохоров поднялся из-за стола, по-стариковски ссутулившись, сцепив руки за спиной, сделал круг по обширному кабинету. Поправил портьеру на окне. После чего повернулся ко мне и устало сказал:
— Хорошо, вам виднее. Поступайте, как считаете нужным.
Меня же в который раз остро кольнуло непонимание, почему столь высокопоставленный сановник проникся доверием к первому встречному? Но, как бы там ни было, доверие, а вслед за ним и содержание, необходимо оправдывать. Я покосился на полированную колонну напольных часов:
— Тогда есть смысл к половине десятого послать за Селиверстовым, он как раз сейчас в саду имения на месте убийства. А также к назначенному часу пригласить Марию Александровну, чтобы вместе уточнить детали мероприятий сегодняшнего дня…
Импровизированное совещание, состоявшееся через час после встречи с Прохоровым, шло как по маслу до появления самой виновницы суматохи. Уже и выдернутый с места происшествия, перемазанный в глине околоточный, перестал робеть, начав высказывать здравые мысли, когда случилось непредвиденное.
Робко постучавшаяся и вошедшая потупив глаза, девушка, после того, как узнала, что ей предстоит провести неопределенное время под бдительным присмотром охраны, из воплощения самой скромности и послушания в одну секунду превратилась в разъяренную фурию.
Раздув ноздри побелевшего от негодования носа, гневно сверкая глазами, она, не стесняясь посторонних, шипела на отца:
— Это что же вы такое удумали, папенька, а? Окончательно меня под замок запереть? Мало я в этой деревне безвылазно сохну, света белого не вижу, так теперь еще сносить общество неотесанных, похотливых, смердящих мужланов! Я уж лучше в монашки постригусь, чем терпеть такой срам! — Мария вдруг резко повернулась, взметнув юбки, и обожгла меня ненавидящим взглядом. — Наверняка вас надоумил этот проходимец, — тонкий палец с длинным, остро заточенным ногтем ткнул в мою сторону. — Откуда он вообще взялся в нашем доме? С какой помойки? Может он сам и есть тот убийца, которого вы все так усердно ищете, а?
Прохоров, по ходу импульсивного монолога дочери наливался темной кровью, и взорвался, когда она дошла до абсурдных обвинений в мой адрес.
— Немедленно извинись перед Степаном Дмитриевичем!!! — загрохотал он.
Но девушка высокомерно задрав нос, презрительно бросила:
— Вот еще…
— Во-о-о-он!!! — заревел разъяренный отец, и затопал ногами вслед хлопнувшей двери. — Я тебе покажу в монашки!.. Шагу за порог без моего ведома не сделаешь!..
Прощаясь на крыльце с ошарашенным Селиверстовым, я невесело усмехнулся:
— Видишь, Петр Аполлонович, мне тоже хлеб непросто достается.
Околоточный только и смог выдавить в ответ:
— Да уж…
— Однако, — ощущая неприятную тяжесть в груди, я глубоко втянул в себя холодный воздух, — как-то мне не по себе. Присылай-ка, не тяни, своих орлов для выдачи указаний, а я после кладбища сразу к тебе. Ой, сдается, все главные напасти еще впереди.
Глава 6
Несмотря на тревожные ожидания, похороны прошли тихо и буднично. Народу было совсем немного, только самые близкие родственники да несколько монахов. Пока в небольшой часовне отпевали покойного, зарядил бесконечный обложной дождь.
Присутствующие, прикрывая воротниками лица от сыпавшей неба холодной влаги, пачкая руки, бросили на гроб по комку липкой грязи и поспешили разойтись. Монахи, кроме оставшихся закапывать могилу, вернулись в монастырь, а родня направилась в имение на поминки.
Мария, после утренней истерики вела себя подчеркнуто смирно. Завесив лицо непроницаемо густой вуалью, она демонстративно не замечала следовавших за ней по пятам полицейских. Только в церковь с оружием охранники заходить не решились, и всю службу топтались у входа. Пришлось немного понервничать, временно принимая на себя их обязанности, но все обошлось.
Проводив карету с девушкой до дома и еще раз, на всякий случай проинструктировав телохранителей я отправился к Селиверстову и застал околоточного в полном недоумении.
Он сидел за рабочим столом, тупо уставившись на продолговатый лист бумаги с наклеенными на нем мутно-желтыми, испещренными значками, полосками. Присмотревшись внимательнее, я догадался, что перед полицейским лежит телеграмма, а загадочные значки, перевернутые вверх ногами обычные буквы.
Селиверстов поднял на меня глаза и озадаченно почесал затылок.
— Тут, Степан Дмитриевич, понимаешь, такое дело, — заюлил он взглядом, — Только что депешу доставили. Начальство требует немедленно отправить в департамент с курьером все имеющееся у меня материалы, касаемые последних убийств.
Я стряхнул в дверях воду с полей шляпы, повесил ее и трость, которой обзавелся в дань моде, на рога вешалки, расстегнул пальто, подсел к столу и ехидно поинтересовался:
— И кто же это так лихо распорядился?
Околоточный скривился, словно раскусил лимон:
— Да есть тут один заместитель директора. Подосинский ему фамилия… Скотина редкостная, — подытожил Селиверстов.
— И часто он подобное практикует? — в сомнении приподнял я бровь.
— Да не припомню такого ни разу за всю службу. Я и Подосинского-то самого раз в жизни видел. Надутый такой пузырь, поперек себя шире. Важный, страсть. Со стороны посмотришь, вроде только он человек, а остальные так, тля, — околоточный раздраженно сплюнул в урну, и достал из портсигара папиросу. — Теперь до ночи дела готовить, потом курьера снаряжать. А попробуй не выполни? Этот толстяк вмиг шкуру спустит.
— Ну, тогда сам Бог велел, — я достал из-за пазухи и выставил на стол штоф, прихваченный по дороге в трактире Буханевича.
Селиверстов обреченно вздохнул и лично пошел мыть стаканы, а я, подстелив старую газетку, кое-как тупым ножом накромсал хлеб и колбасу, взятые вместе с водкой на закуску.
Через час, отправив в мусорку завернутые в газету объедки и пустую бутылку, раскрасневшийся околоточный выбрался из-за стола и нетвердой походкой направился к громадному, в человеческий рост, сейфу. Поковырявшись с замком, он с усилием отворил тяжелую дверцу и выгреб изнутри увесистую стопку канцелярских папок с документами. Едва не рассыпав их на обратном пути, с раздражением хлопнул на столешницу.
— Вот они, дела эти самые пресловутые, бес их раздери! — Селиверстов вытер испарину со лба. — Может, отправлю и забуду про убийства, как о кошмарном сне, а? В департаменте-то вон, сколько мудрых голов, пусть сами и разбираются.
Я, стряхивая пепел с папиросы, скептически прищурился на него.
— Думаешь, тебя и правда в покое оставят? Ты сам-то в это веришь, Петя?
