Александр Зорич - Топоры и Лотосы
– Уффф... Я рад... – через силу выдавил я. – Почему ты остановилась? Устала?
– Нет. Я решила, что тебя надо покормить.
Что бы там Ресту-Влайя ни говорила, она, конечно же, утомилась. В ее голосе прорывались хрипы. Да и цвет кожи изменился с нежно-салатового на изумрудный.
– Я очень признателен. Не освободишь ли мои конечности? Я должен размяться.
– Освобожу. Тем более, что дальше ты пойдешь сам.
Как только чудо-лента сползла с моих ног, я сразу же поднялся и запрыгал на месте, бодро покряхтывая. При этом я зыркал во все стороны, делая вид, что разминаю шею.
И потом все время, пока Ресту-Влайя возилась с синтезатором, я не прекращал тревожно всматриваться в лес.
Активант затаился. «По крайней мере, – думал я, – если он за нами наблюдает, а ведь наверняка наблюдает, теперь ему станет ясно, что внутри скафандра не труп, а дееспособный офицер Сверхчеловечества. Надеюсь, это поспособствует правильной оценке ситуации с его стороны и он хотя бы не выжжет нас обоих широким конусом плазмы!»
Ресту-Влайя была очень чуткой девицей. Моя тревога передалась ей.
– Ты что-то заметил? – спросила она.
Мое сердце екнуло.
«Не врать! Тойлангам нельзя врать! По крайней мере, грубо.»
– Да... Какое-то движение среди деревьев, вон там, – я честно показал в ту сторону, откуда мы пришли. – По-моему, шаровые молнии.
– Вот как? – Ресту-Влайя оживилась и приложила палец к плоскому прибору, который услужливо выдвинулся из поясного отсека ее невероятно сложной полевой экипировки.
– И ведь точно, – она, кажется, обрадовалась, – шаровики есть. Только не там, где ты говоришь, а вон за теми кустами.
Она показала на непролазную «коралловую» чащобу, которая еле угадывалась за стволами деревьев и струями ливня. На девяносто градусов правее от невидимого активанта.
Насчет молний я брякнул, конечно, наугад. А вышло – не соврал.
– Твой прибор находит шаровые молнии?
– Не только находит, еще и управляет, – похвасталась Ресту-Влайя. – Мы их сейчас подзовем, а то как-то темно стало!
– Может не надо?
– Почему не надо? С шаровиками весело!
Я кое-что сообразил.
– Скажи... Ты действительно умеешь управлять шаровиками?
– Да. Это одно из потомственных искусств моего рода, для которого не требуется Испытат. Сейчас увидишь!
– А не ты, случайно, управляла шаровиками, на которые я напоролся, выскочив из транспортера?
– Я.
– А как ты там вообще оказалась?
– Так и быть. Расскажу. Я поссорилась со своим двоюродным братом. Он все время шутил, что в первом же бою я стану красной, как носач. – (Соль шутки от меня ускользнула.) – И никогда не забывал прибавить, что мои старшие сестры оставят меня совсем без наследства.
– Это правда или тоже юмор такой?
– Да какой юмор! – расхаживая вокруг гудящего синтезатора, Ресту-Влайя в сердцах пнула семейство ни в чем не повинных желтоголовых грибов. – Все идет к тому, что мне придется искать средства к существованию на скучной правительственной службе. Исцеляющим каллиграфом или графическим панегиристом! – (Обоих терминов я не понял, несмотря на всю широту познаний в тойлангском языке.) – А ведь у меня другие виды на будущее. Поэтому я поссорилась со своим братом и ушла из его войска.
– Так ты дезертир, что ли? – я ухмыльнулся.
«Где ак-ти-вант? Где ак-ти-вант?» – выбивало барабанную дробь мое сердце, но я уже втянулся в беседу и симулировал заинтересованность рассказом Ресту-Влайи вполне успешно. В конце концов, мне действительно было интересно.
– Нет. В правительственной армии мой уход был бы дезертирством. В благородных войсках каждый подчиняется командиру только из уважения. Если не уважаешь – можешь вести себя так, как сам считаешь нужным.
– Ты ушла без всякой цели?
– Не совсем. Я ушла, чтобы совершить громкий подвиг. Это, по нашим законам, позволит мне получить половину всего наследства. У меня будет собственный звездолет, плавающий замок, четыреста четыре списка древней поэзии...
Ресту-Влайя пустилась в обстоятельное перечисление. Семейство у нее получалось небедное.
«Где активант?!!»
– ...и даже экипаж для праздничного выезда в День Кометы!
– Надо понимать, твоим громким подвигом стал я?
– Да. Я знала, где идут настоящие бои, и пошла туда. Я обнаружила на дороге засаду наших правительственных войск. Я подумала, раз они кого-то поджидают, этот кто-то скоро появится. Я отошла подальше, выпустила наблюдательный бот и затаилась. Потом появились шаровики. Я подозвала их и направила к дороге. Тут прилетели вы, раскрыли засаду, обстреляли ее и почти сразу всех наших солдат перебили. Потом вы повели себя странно и выпрыгнули из машин. Но когда начали рваться наши снаряды, я поняла, что вас обстреливают издалека, выпустила шаровики и сама побежала к вам.
– Все наши погибли?
– Почти все были убиты на месте во время обстрела. Еще троих уничтожила я при помощи шаровиков и лучевого пистолета, – без колебаний призналась Ресту-Влайя. – Ты не обижаешься на мои слова?
Я, как и большинство профессиональных военных, к подобным вещам не чуток. Тем более, что меня интересовали сейчас обстоятельства не морального, а практического свойства.
– Нет. Итак, погибли все? Кроме меня?
– Мне трудно ответить на твой вопрос. Когда я уносила тебя в лес, все ваши лежали без движения. Скафандры на них были прожжены или разорваны осколками.
– Ты не заметила ничего странного?
– Какого рода странное я должна была заметить?
– Кто-нибудь из наших солдат горел? С ног до головы? То есть... было такое впечатление, что он окисляется с бурным выделением тепловой энергии?
– Я знаю, что такое горение. Но свободное горение в этой атмосфере затруднено, – наставительно сказала Ресту-Влайя.
– Вот именно! Никто не горел так, будто со стороны специально нагнетали кислород?
Я пытался выяснить, не была ли Ресту-Влайя свидетельницей катализации активанта.
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Мне важно знать, как умерли мои люди, – обтекаемо ответил я.
– А потом ты будешь плакать? – поинтересовалась Ресту-Влайя. Похоже, она расценила мое подозрительное любопытство как проявление чувствительности.
– Может быть.
«Неужели я ошибся насчет активанта? Может, я видел всего лишь неизвестное нам ручное животное тойлангов?»
– Твоя еда готова. Что будешь делать первым: есть или плакать?
Я не сдержал улыбки.
– Пожалуй, сперва поем.
Поглощать пищу пришлось не самым изящным образом. Я откидывал забрало и быстро запихивал себе в рот шоколадку, галету или большой кусок бастурмы. После чего немедленно восстанавливал герметизацию и ожесточенно жевал, поражаясь, как все-таки громко у меня хрустит за ушами.
