Майкл Крайтон - Парк юрского периода
Грант заметил, что скелет был еще и перекошен вбок так, что правая нога была приподнята относительно спинного хребта.
— Он кажется несколько деформированным, — сказал один из студентов. — Но, по-моему, причина не в компьютере.
— Нет, — ответил Грант. — Это время. Миллионы и миллионы лет.
Грант знал, что большинству людей трудно себе представить время с точки зрения геологии. Человеческая жизнь измеряется в совершенно другой временной шкале. Яблоко в месте среза становится коричневым за несколько минут. Серебро темнеет за несколько дней. Кучка компоста перегнивает за один сезон. Ребенок вырастает за десять лет. Ни одно из этих явлений обычной жизни не готовит человека к восприятию периода в восемьдесят миллионов лет — отрезка времени, которое прошло с тех пор, как оборвалась жизнь этого маленького животного.
На своих лекциях Грант пытался прибегнуть к различным сравнениям. Если, например, представить человеческую жизнь как один день, то все равно восемьдесят миллионов лет будут равны 3652 годам, и это будет больше, чем возраст пирамид. Да, давно же умер этот велоцираптор.
— Не очень-то он страшен на вид, — сказал один из ребят.
— Он и не был страшным, — ответил Грант. — По крайней мере, пока был маленьким.
Возможно, этот малыш питался мертвечиной, обгладывая кости животных, убитых взрослыми, в то время как те, наевшись досыта, лежали, греясь на солнце. Плотоядные за один прием могли поглощать пищу весом до двадцати пяти процентов от собственного веса, поэтому естественно, что после еды они делались сонливыми. А малыши, что-то вереща, пробирались между большими телами взрослых, снисходительно поглядывающих на них сквозь дремоту, и время от времени откусывали по кусочку от мертвых животных. Должно быть, эти малыши были смышлеными зверюшками.
Совсем другое дело — взрослые. Пожалуй, велоцирапторы самые свирепые из всех динозавров, когда-либо существовавших. Несмотря на свой небольшой рост — они весили около девяноста килограммов, а размером были с леопарда, — велоцирапторы были быстрыми, умными и очень жестокими. Они легко справлялись с противником, орудуя своими острыми зубами, мощными когтистыми передними лапами и задними ногами с единственным, но обладающим разрушительной силой когтем.
Велоцирапторы охотились группами, и Грант представлял себе, как дюжина этих животных неслась на бешеной скорости, преследуя динозавра гораздо крупнее их; как они вспрыгивали ему на спину, раздирая его шею и вонзаясь когтями между ребрами и в живот. Да, это было зрелище...
— У нас очень мало времени, — слова Элли вернули его к действительности.
Грант дал указания по поводу рытья канавы. Судя по изображению на компьютере, область залегания скелета была относительно ограниченной, поэтому будет достаточно вырыть канаву вокруг площадки в два квадратных метра. Элли между тем устанавливала над склоном брезентовый навес. Грант присоединился к ней и забил в землю последние колья.
— А как умер этот малыш? — спросил один из ребят.
— Вряд ли мы это сможем узнать, — ответил Грант. — Детская смертность среди диких животных высока. В парках Африки среди некоторых плотоядных она достигает семидесяти процентов. Он мог умереть от чего угодно: от болезни, от того, что отстал от стада, да мало ли от чего. Даже от нападения взрослого велоцираптора. Нам известно, что эти животные охотились группами, но мы ничего не знаем об их поведении в стаде.
Студенты, кивая, слушали. Все они изучали поведение животных и знали, что когда, например, вожаком львиной стаи становится новый самец, первым делом он убивает всех львят. Причина этого, видимо, лежит на генетическом уровне: самец желает как можно шире насадить собственные гены и, убив львят, он вызывает у львиц течку и оплодотворяет самок, принося им новую беременность. Этим он также лишает их возможности тратить время на воспитание потомства другого самца.
Возможно, в охотничьей стае велоцирапторов также существовал закон господства одного самца. «Как мало мы знаем о динозаврах, — подумал Грант, — Несмотря на сто пятьдесят лет исследований и раскопок по всему миру, мы не знаем почти ничего о том, какими же были динозавры на самом деле».
— Нам нужно ехать, — сказала Элли, — если мы, конечно, хотим быть в Шото в пять.
Хэммонд
Секретарь Дженнаро возилась с новым чемоданом, с которого еще не были сняты бирки.
— Знаете, мистер Дженнаро, — строго сказала она, — вы забыли упаковать чемодан, и это наводит меня на мысль, что вы не очень-то хотите ехать.
— Может, вы и правы, — ответил Дженнаро, — ведь меня не будет на дне рождения дочери. В субботу — день рождения Аманды и Элизабет пригласила двадцать четырехлетних крикунов, клоуна Кэппи и фокусника. Новость о том, что Дженнаро уезжает, не обрадовала ее, как, впрочем, и Аманду.
— Ну что ж, я сделала все, что можно было сделать за такое короткое время, — сказала секретарь. — Положила кроссовки вашего размера, шорты и рабушки хаки, несессер. Пару джинсов и ветровку на случай похолодания. Машина ждет вас внизу. Если хотите успеть на этот рейс, вы должны выехать прямо сейчас.
Она вышла. Дженнаро пошел по коридору, на ходу отрывая ярлыки с чемодана. Когда он проходил мимо стеклянных стен конференц-зала, увидевший его Дэн Росс встал из-за стола и вышел к нему.
— Удачной поездки, — сказал Росс. — Я хочу иметь полную ясность в одном: насколько плохи наши дела на самом деле, Дональд. Но если на этом острове серьезные проблемы, сжигай корабли.
— О Боже, Дэн... Ведь речь идет о крупных вложениях.
— Никаких колебаний. Не думай об этом. Просто сделай, как я говорю. Ты меня понял? Дженнаро кивнул.
— Понял, — произнес он. — Но Хэммонд...
— К черту Хэммонда, — отрезал Росс.
— Мой мальчик, мой мальчик, — услышал он знакомый скрипучий голос, — как ты поживаешь, мой мальчик?
— Очень хорошо, сэр, — ответил Дженнаро. Он откинулся на спинку мягкого кожаного кресла реактивного самолета «Гольфстрим 2», летевшего на восток, в сторону Скалистых гор.
— Ты совсем мне не звонишь, — укоризненно сказал Хэммонд. — А я скучал по тебе, Дональд. Как твоя прелестная жена?
— Хорошо. У Элизабет все прекрасно. У нас теперь есть дочь.
— Чудесно, чудесно. Дети, это такое счастье. Твоя дочь была бы в восторге от нашего нового парка в Коста-Рике.
Дженнаро успел забыть, каким коротышкой был Хэммонд: сидя в кресле, он не доставал ногами до пола; во время разговора он ими болтал. Было в нем что-то детское, хотя сейчас ему было... сколько? Семьдесят пять? Семьдесят шесть? Что-то около того. Он постарел с того момента, когда Дженнаро видел его в последний раз, но ведь это было пять лет назад.
