Чарльз Шеффилд - Объединенные разумом
— Мы все загнаны, принцесса. Даже самый последний из нас. Мондрайн посмотрел вокруг на крошечные сферы стаканов, каждая из которых была наполнена янтарной жидкостью и находилась в пределах досягаемости. В каждой комнате жилища стоял ряд таких стаканов.
— Может быть однажды я научусь расслабляться, и может быть однажды ты узнаешь, как перестать увлекаться Парадоксом.
Тетти направлялась к двери, ведущей в соединяющий соседние комнаты коридор. Она задержалась.
— Хотелось бы мне, чтобы я могла остановиться, Эсси.
— Парадокс убил Раттафи, принцесса.
— Ты думаешь, я сознаю это хуже тебя? Я знаю это. Так же как я знаю то, что твоя работа когда-нибудь убьет тебя, если ты, конечно, не найдешь чего-нибудь еще, что сделает это с тобой быстрее. — Она вздохнула. — Просто попробуй расслабиться, Эсро. Я вернусь, как только смогу.
Глава 6
— Не жить здесь, — сказал Кинг Бестер. — Никто в здравом уме не станет жить на поверхности.
По убеждению агента по продаже участков под «поверхностным» слоем Дельмарвы понималось все, что находилось не глубже одного километра под землей. Самый последний уровень, где сквозь крыши можно было увидеть настоящее небо, был занят под автоматизированные сельскохозяйственные работы и обработку почвы. Люди, держитесь поверхности! Любой, одержимый непреодолимым желанием вкусить «настоящей» жизни на поверхности, мог удовлетворить его очень просто, проехавшись в Центральную Африку или Южную Америку. Там поверхностные заповедники, в которых находились под охраной закона обитавшие и произраставшие на их территориях дикие виды, все еще простирались на тысячи квадратных миль.
Но поверхностные уровни города Дельмарвы подходили именно для сельскохозяйственных работ. А еще это было самым удачным местом для нелегальной лаборатории Игольщиков. По крайней мере, такого мнения придерживались все, кому импонировала идея лаборатории под открытым небом.
Лютер Брейчис и Кинг Бестер скрывали друг от друга свою неловкость, как только покинули последний подъемный тоннель и поднялись по звенящей стальной лестнице наружу, на возделанную почву города. Брейчис ненавидел эти непредсказуемые ветры. Для него они все еще означали прорыв шлюзов и глубокий вакуум. И Кинг Бестер, чувствовавший себя уверенно в перенаселенных районах города, дрожал под усыпанным звездами небом с его холодным блеском.
Идя рядом даже ближе, чем они осознавали, они поспешно пересекли три поля с темно-зеленой видоизмененной осокой. Бестер знал, куда именно идти, очень хорошо. Всего через несколько минут, проведенных под открытым небом, он, быстро наклонив голову, с благодарностью шагнул внутрь крытого ограждения. Мужчины спустились по короткому лестничному пролету к открытой в затемненную комнату двери. Стоящий на пороге человек был высоким, ссутуленным, с плешивой головой, похожей на чан, с торчащим красным носом, с длинной всклоченной бородою.
— Маркграф Фуджитсу. — Кинг Бестер был сама вежливость и официальность. — Коммандор Лютер Брейчис.
Маркграф угрюмо уставился на них и кивнул. Он закрыл дверь и трижды повернул замок, потом повернулся и потянул за выключатель света. На другой стороне комнаты находилось луковицеобразное растение, пять футов в высоту и около двух футов в обхвате. Когда зажегся свет, листья раздутой верхней части начали раскрываться. Менее чем за тридцать секунд единственный огромный цветок полностью распустился. Его сердцевина походила на человеческое лицо, с розовыми щеками, красной изогнутой линией рта, слепыми голубыми глазами. Через несколько мгновений рот раскрылся. Из него раздался высокий красивый звук; кристально чистое сопрано запело жалобную элегию без слов. Песня росла и ширилась, от простой темы к сложному переплетению мелодических украшений.
— Одно из моих самых удачных творений, как мне кажется. — Маркграф говорил на превосходном стандартном языке солнечной системы. — Я называю ее Сорудан — дух песни. Конечно, поет только при включенном освещении, но главная прелесть в том, что мелодия никогда не повторяется, разве что я очень попрошу об этом. Для меня будет самым большим несчастьем, если когда-нибудь придется продать Сорудан. — Он приглушил в комнате свет. Голос медленно затихал, пока мелодия не перешла от величественной полифонии, через нисходящую гамму полутонов к планальному кадансу завершающих аккордов. Невидящие глаза закрылись. Несколькими мгновениями позже лепестки начали складываться вокруг безмолвного лица.
Маркграф в молчании повел их к следующей комнате. Лютер Брейчис медленно последовал за ним. Даже если демонстрация Сорудан преследовала исключительно корыстные цели, она не становилась от этого менее впечатляющей. Уродливый художник создавал образы изумительной красоты.
На стенах следующей комнаты были развешены клетки и помещены голографические изображения. К своему удивлению Брейчис обнаружил, что продукция этой лаборатории была разнообразна и, очевидно, деятельность не ограничивалась в сферах приложения. Водные формы жизни, выглядывавшие из своих баков с водой, имевшей зеленоватый оттенок, следовали за хищными образами грифов, а вдалеке, позади жирафа, возвышалась голограмма худого, как скелет, кенгуру. Дальше под интенсивным освещением медведь с дюймовой шерстью легко шел по пластинам листьев водяных лилий. Над ним, и над всем, следуя за перемещающимися лучами верхнего света, колыхались и вились по перекрытиям подвижные растения.
Маркграф небрежно махнул рукой на выставку.
— Просто, чтобы вы имели об этом представление. Кинг говорит, что вы не интересуетесь обыкновенными произведениями искусства, каковыми являются большинство из показанных здесь. В таком случае, почему бы вам не обрисовать в общих чертах ваши пожелания? Тогда я, если сочту возможным, смогу помочь вам и определю стоимость услуг.
— У меня нет точного описания. Пока нет. Но я готов очень хорошо заплатить вам. А ему придется уйти. — Брейчис кивнул головой в сторону Бестера. — То, что я хочу сказать, предназначается только для ваших ушей.
Кинг Бестер выглядел сильно удивленным. Он начал было спорить, потом пожал плечами.
— Ладно, я получу плату другим путем.
Он угрюмо прошел в следующую комнату и смотрел, как Лютер Брейчис тщательно прикрыл за ним дверь. Через несколько секунд Бестер пересек комнату в обратном направлении и прижал ухо к двери. Но ничто не донеслось до его ушей. Он нетерпеливо прождал около пятнадцати минут; становился даже на стул, надеясь хоть что-нибудь увидеть над дверью. Это ему не удалось. Когда через некоторое время дверь снова отворилась, и собеседники вышли из комнаты, он пританцовывал на месте из-за неудовлетворенного любопытства.
