Адам Вишневский-Снерг - Робот
- Еще не все потеряно, - сказал он.
Придавленный этой пустотой, я стоял рядом с ним; он наклонился над окруженным пеплом пучком травы и оторвал широкий листок, по которому, оставляя за собой слегка влажноватый след, ползла маленькая улитка.
Я оглянулся. В распаханных на небольшом склоне бороздах лежало несколько недавно расколотых каменных блоков; острые края этих бесформенных образований творили границы между глубочайшей тенью и серебряным инеем отблеска, покрывающего освещенные грани валунов; далее, за осыпью мелких камушков вздымалась вертикальная стена: матово-серая плотина с черным отверстием двери, через которую мы только что вышли.
Человек удалялся. Я пошел за ним, послушный незначительному кивку, которым он меня призвал, доверяя ему словно оставшийся без хозяина пес, которого бросили на дороге и которого мучает горечь расставания.
За насыпью, окружавшей прилегающий к стене каменистый завал, открывалось свободное от сгоревшего леса пространство. На песчаной равнине, покрытой пучками вереска, там стояло несколько одиноких, совершенно бесформенных сосен. Под их наклоненными к земле толстыми ветвями, на более светлом с той стороны фоне неба, виднелись обведенные лиловыми контурами фигуры людей.
Человек указал на них значащим жестом подбородка.
- Сколько же у них терпения... у них там. Поглядите же сами: они вовсе не отказываются, не разочаровались.
Я же глядел на его руки: в пальцах он разминал сломанную где-то по дороге обуглившуюся веточку; видимые из под грязного бинта разбитые костяшки правой ладони были покрыты струпьями только что свернувшейся крови. Я поднял взгляд. И как раз в этот момент из-за вершин сосен выпрыгнуло вверх и полетело в нашу сторону бесформенное темное пятно. Издали оно выглядело словно поднятая резким порывом ветра порванная на части, но соединенная нитями в одно целое громадная тряпка или же такой же огромный лист смятой и сожженной бумаги; когда оно в абсолютной тишине пролетало над нами, человек припал ко мне и грубо заткнул мне рот раскрытой ладонью.
- Тихо, - прошипел он. - Или же вы желаете...?
Хотя, принимая во внимание его предыдущее поведение, я как раз и мог ожидать от него чего-то подобного, этот неожиданный и, явно, безосновательный прыжок в мою сторону и довольно-таки болезненный прижим, которым он давил мои губы, удивили меня гораздо сильнее, чем эволюции планирующего над нами загадочного объекта.
- Так ведь я не промолвил ни слова... Это вы... - Я замолчал.
Грохот этих слов еще переходил между нами. Я же глянул вверх: "полотнище" снизило свой полет, закружило надо мной, когда же я отбежал на несколько шагов в сторону, спикировало еще ниже и повисло над мужчиной. Теперь я уже вообще перестал что-либо понимать. Он начал совершать вокруг себя какие-то странные, резкие движения, словно боролся с чем-то или же наоборот, хотел удержать это что-то, а то опять стал этот таинственный предмет от себя отгонять. Когда из отбрасываемой деревом тени я перескочил на новое, залитое лунным сиянием место, то узнал в этом предмете шезлонг, который мой товарищ по этому путешествию таскал с собой. В этот миг человек подскочил метра на два и повис. Держась обеими руками за поперечную раму, которая в обычных условиях образовывала подставку под ноги, он то болтался на ней словно на качелях или же на трапеции, то подтягивался и переворачивался, подобно хорошо подготовленному гимнасту. В конце концов, после нескольких активных рывков, он застыл на месте. Вытянувшись струной у него над головой, шезлонг напрягался и изгибался, как будто какая-то сила пыталась поднять его вертикально в небо.
Застыв на своем месте, я не мог избавиться от впечатления, будто человек был плененной на конце лески рыбой, а мерно подрыгивающий шезлонг колышущимся среди невидимых волн поплавком. Все это длилось не более пары десятков секунд. Когда же я наконец подбежал к мужчине и, вцепившись в его ноги, дернул вниз - он упал рядом, запыхавшийся и покрытый слюной словно после долгой и требующей отдачи всех сил драки.
- Мышцы... свело, - хрипел он. - Не мог... разж... паль...
Мы одновременно подняли головы. Развернувшись во всю ширь своих обрывков, "полотнище", теперь более скорое и подвижное, волокло за собой хвост из драных отрепий, раз за разом подбивая им крутящийся во все стороны шезлонг. Внезапно оно окружило его замкнутым кольцом большого диаметра, и после этого шезлонг начал вообще вытворять самые невероятные штуки. Мало того, что он то складывался, то раскладывался тем или иным образом, насколько позволяли отдельные его сочленения, но он еще с молниеносной скоростью менял собственную форму, представляя многочисленные варианты чьей-то неисчерпаемой фантазии: скручивался, перегибался, преобразовывался, приспосабливаясь к массе новых, совершенно не предусмотренных его производителем возможностей, как бы заранее предугадывая различнейшие капризы своего хозяина. Мне показалось, что сила, которая сейчас им оперировала и которая полностью им овладела, желала всесторонне испробовать его или же только лишь узнать его действительное предназначение. Я же сам видимо тоже под влиянием экспериментирующей силы - сразу же понимал ее намерения и творческие усилия, с помощью которых сила желала выразить собственную мысль, хотя наверняка бы не смог их даже назвать или обозначить.
Неожиданно все это кружащее над нашими головами шоу переместилось под стенку псевдо-здания, которое во время нашего пребывания на открытом пространстве заслоняло чуть ли не половину горизонта и приличную часть неба. Там - под стенкой - "полотнище" распалось на более мелкие клочья. Эти части, еще более подвижные, чем целое, с еще большей, чем ранее, энергией, начали кружить вокруг стоящего на земле шезлонга. На сей раз вид был просто отвратительный: он напоминал кружащих над телом жертвы пожирателей падали. Впечатление это усиливалось доносящимися с той стороны писками. Рой сконцентрировался на шезлонге. Вибрации черных, бесформенных пятен сокращали свою амплитуду, крики и писк делались все выше и тише, пока наконец всяческое движение не прекратилось: все, что до сих пор летало в окрестностях, осело на брезенте, сбиваясь в одну кучу.
Я не понимал, что со мной происходит. То ли потому, что слишком долго недвижно и излишне внимательно всматривался в одну дальнюю и темную точку, в результате чего у меня ненадолго закружилась голова, то ли совершенно по иной, не столь очевидной причине, как, например, потому что нельзя было согласиться с образом мира, в котором все было возможно, который раз за разом издевался надо мною, над моим беспричинным присутствием в нем, выворачивая наизнанку всяческий смысл, делая меня при этом беспомощным пред лицом своих непонятных законов - внезапно я захотел, чтобы вот, сейчас наступил мой конец, чтобы именно на этом завершилось время моего здесь пребывания.
