Филип Дик - Солнечная лотерея
Был вечер.
Бентли вышел из своего оцепенения. Он поднялся, с удивлением чувствуя себя полным сил и с ясной головой. В комнате, утопавшей в полумраке, он разглядел крошечную светящуюся точку— сигарету Элеоноры. Мур со стаканом в руке сидел, скрестив ноги, с угрюмым и отсутствующим лицом.
Элеонора встала и зажгла ночник.
— Тэд?
— Который час?
— Половина девятого. — Держа руки в карманах, она подошла к кровати. — Как ты себя чувствуешь?
Двигаясь еще не очень уверенно, он уселся на краю кровати. На нем была стандартная ночная рубашка, он ее никогда не видел.
— Я хочу есть.
Вдруг он сжал кулак и ударил себя по лицу.
— Да, это ты, — сказала Элеонора.
— Я счастлив. Это действительно было?
— Действительно, — она повернулась и взяла свою сигарету. — И это еще повторится Но в следующий раз тебя предупредят Тебя и двадцать трех других молодых и интеллигентных людей.
— Где моя одежда?
— Зачем?
— Я ухожу.
Мур резко поднялся.
— Невозможно. Отдавайте себе отчет. Вы поняли, что такое Пеллиг, и вы думаете, что Веррик даст вам возможность сделать отсюда хотя бы шаг?
— Вы нарушаете правила Конвента Вызова. — Бентли нашел в стенном шкафу свою одежду и разложил ее на кровати. — Одновременно вы можете послать только одного убийцу. А ваш Пеллиг сфабрикован так, что производит впечателение одного человека, в то время как…
— Спокойно, — перебил его Мур. — Это совершенно не ваше дело.
Бентли снял ночную рубашку и отшвырнул ее.
— Этот Пеллиг полностью синтетический.
— Точно.
— Пеллиг — проводник. Вы начините его дюжиной первосортных умов и отправите в Батавию. После смерти Картрайта он будет уничтожен, а вы отблагодарите тех, кто его оживлял, и вернете их к прежней работе.
Мур развеселился.
— Хотел бы я, чтобы это было возможно. На самом деле мы пытались ввести одновременно троих людей в Пеллига. Результатом был полный хаос. Каждый шел в свою сторону.
— Имеет ли Пеллиг хоть какую-нибудь индивидуальность? — спросил Бентли. Он продолжал одеваться. — Что происходит, когда в нем не сидит ни один ум?
— Он возвращается к тому, что мы называем вегетативной стадией. Он не умирает, но нисходит до примитивного уровня, своего рода сумеречного состояния, в котором метаболизмы следуют друг за другом.
— Кто приводил его в движение вчера вечером?
— Один сотрудник лаборатории, отрицательный тип, насколько вы заметили. Пеллиг — совершенный проводник, он привносит мало искажений.
Бентли углубился в воспоминания.
— Когда я был внутри, у меня было впечатление, что он там, со мной.
— Я чувстовала то же самое, — спокойно согласилась Элеонора. — В первый раз у меня было ощущение, что в мой облегающий костюм влезла змея. Это иллюзия. Когда ты начал это чувствовать?
— Когда смотрел в зеркало.
— Никогда не надо смотреть в зеркало. Как ты думаешь, что чувствовала я? Ты, по крайней мере, мужского рода. Для меня это было жестоко. Я думаю, что Мур не должен использовать женщин. Слишком велик риск шока.
— Вы не используете их без предупреждения?
— У нее хорошо тренированная группа, — сказал Мур. — В последние месяцы мы испробовали десятки людей. Большинство не выдерживают. Через несколько часов они начинают переживать что-то типа клаустрофобии. Ими завладевает только одна мысль: выбраться. Словно их, как говорила Элеонора, обвило ледяное пресмыкающееся. — Он пожал плечами, — мне незнакомы эти чувства. Я нахожу их прекрасными.
— Ваша группа многочисленна? — спросил Бентли.
— Мы подобрали добрых два десятка способных к участию в эксперименте. В нее, например, входит ваш друг Девис. Его личность подходит: он невозмутим, спокоен, послушен.
Бентли напрягся.
— Этим, без сомнения, объясняется его новая классификация?
— Все участники вырастают на порядок. Разумеется, купленный на черном рынке. И вы тоже, если верить Веррику. Это не так опасно, как могло бы показаться. Если что-то не выходит, если Пеллиг начинает фальшивить, мы отстраняем того, кто находится в нем. в этот момент.
— Вот так система, — пробормотал Бентли. — Они следуют один за другим.
— Пусть они попробуют доказать, что мы нарушаем правила Конвента, — радостно произнес Мур, — наше легальное ведомство изучило его подноготную. Они не смогут найти ничего, к чему можно было бы придраться. Закон требует, чтобы одновременно был только один убийца, избранный общественным Конвентом. Кейт Пеллиг избран Конвентом, и он — единственный.
— Я не вижу преимуществ этого метода.
— Вы увидите их, — сказала Элеонора. — Мур объяснит вам все подробно.
— После того, как я покушаю, — сказал Бентли.
Все трое направились в столовую. На пороге Бентли вдруг застыл. За столом рядом с Верриком сидел невозмутимый Пеллиг, поднося к бескровным губам стакан с водой. Перед ним стояла тарелка с эскалопом и картофельным пюре.
— В чем дело? — спросила Элеонора.
— Кто сейчас в нем?
— Какой-нибудь техник из лаборатории. Мы постоянно, кого-нибудь в него направляем. Это позволяет лучше узнать его и тем самым увеличивает наши шансы.
Бентли выбрал стол поближе к Пеллигу. Ему становилось плохо от восковой бледности Кейта: он наводил на мысль о насекомом, только что вылупившемся из кокона и еще не подсохшим и не огрубевшим на солнце.
Потом он вспомнил.
— Послушайте, — с судорогой в горле сказал он. — Но это не все.
Элеонора и Мур встревожено обменялись взглядами.
— Спокойно, Бентли, — сказал ему Мур.
— Я отрывался от земли. Это было не просто ощущение бега. Я летал. — Он повысил голос. — Что-то произошло. Я был, как фантом. Я двигался все быстрее и быстрее. Потом был камин.
Он потрогал свой лоб: на нем не было ни шишки, ни шрама. Сомнений не было, это было другое тело.
— Объясните мне, — он задыхался. — Что произошло?
— Это, без сомнения, объясняется его малым весом, — ответил Мур. — Его тело более подвижно, чем обычное человеческое тело.
По-видимому, на лице Бентли отразилось недоверие, потому что Элеонора добавила:
— Пеллиг, наверное, выпил коктейль из лекарственных трав перед тем, как ты вошел в его тело. Я замечала, что многие женщины пьют его.
Их перебил грубый голос Веррика:
— Мур, вы так сильны в абстракциях, — он протянул Муру пачку листков из металлоройла. — Я изучил конфиденциальные рапорты об этом чокнутом Картрайте. Не скажу, чтобы это было так уж важно, но есть некоторые моменты, которые меня обескураживают.
